“Голова кругом может пойти”
Основной владелец группы “ЧТПЗ” Андрей Комаров в прошлом году решил уйти в политику. В августе 2005 г. Законодательное собрание Челябинской области, в которой расположены два главных актива группы – Челябинский трубопрокатный (ЧТПЗ) и Челябинский цинковый (ЧЦЗ) заводы, избрало Комарова своим представителем в Совете Федерации. Управление бизнес-активами бизнесмен передал люксембургской компании Arkley Capital, которую возглавил его давний знакомый Сергей Моисеев. Именно под руководством Моисеева ЧЦЗ вскоре предстоит провести IPO. О том, как Arkley Capital собирается развивать свой цинковый бизнес после размещения акций, и о стратегии развития трубного бизнеса Моисеев рассказал в интервью “Ведомостям”.
– “Аркли Капитал” была создана в прошлом году. В чем заключаются ее функции?
– По сути, люксембургская Arkley Capital является фондом прямых инвестиций в его классическом понимании. Ядро ее активов – ЧТПЗ, в котором нам принадлежат 76% акций и который находится в собственности нынешних акционеров уже 10 лет. Все остальное докупалось в течение последних трех лет, и на сегодня “Аркли” управляет десятком крупных и средних предприятий, совокупный оборот которых в этом году составит порядка $3 млрд. Это уже не $250 млн, с которых мы начинали в 2003 г., когда у нас был один ЧТПЗ. Правда, корпоративное строительство еще не завершено. Кроме управления активами “Аркли” через ряд голландских компаний одновременно владеет ими, что не является нормой для фонда прямых инвестиций. Мы постепенно двигаемся к такой модели, при которой “Аркли” будет менеджером активов, а владение будет сосредоточено в отдельной компании. “Аркли” же будет заниматься только новыми сделками, бизнес-анализом, юридическим сопровождением сделок и PR.
– Почему “Аркли Капитал” зарегистрирована в Люксембурге?
– Это был совет наших юристов. Многие металлурги зарегистрированы в Люксембурге, например Tenaris, Arcelor. Люксембург вообще напоминает деревушку, где в стеклянных коробках сидят сотрудники различных фондов. Один из основных плюсов Люксембурга в том, что там есть четко прописанное законодательство о холдингах, тогда как в России холдинговое законодательство, можно сказать, отсутствует.
– Если Arkley Capital является фондом прямых инвестиций, значит, его основная задача – подготовить активы для выгодной продажи. Основные собственники ЧТПЗ решили выйти из этого бизнеса?
– Создание Arkley Capital не означает, что мы завтра выставим на продажу ЧТПЗ. На ЧТПЗ прошла масштабная реконструкция, в которую акционеры вложили порядка $200 млн, но все равно это не ультрасовременное предприятие.
ЧТПЗ – интересный актив с очень большим потенциалом. Но этот потенциал пока не так очевиден. Посмотрите на капитализацию Tenaris, одной из крупнейших трубных компаний мира. Она еще недавно зашкаливала за $20 млрд. Подорожали и другие трубные компании, в том числе российские – ТМК, Выксунский метзавод. Даже акции ЧТПЗ и Первоуральского новотрубного завода (ПНТЗ) кто-то постоянно продолжает покупать. Один сейчас стоит $850 млн, другой – свыше $600 млн. Но это все равно несравнимо по мультипликаторам с мировыми лидерами.
– Как же вы их будете догонять?
– Чтобы эту ситуацию переломить, мы готовы осуществлять стратегические инвестиции в проекты, связанные с производством бесшовных труб и труб большого диаметра. Во-первых, мы намерены создать финишинг-центр, где будем придавать трубе дополнительные потребительские свойства. Для того чтобы наша продукция подорожала вдвое и ничем не отличалась от европейской, мы планируем вложить относительно небольшие деньги – около $150 млн. Во-вторых, мы планируем построить сталеплавильный комплекс. Предприятия группы “ЧТПЗ” выпускают свыше 25 000 типоразмеров труб. Заготовки под эти трубы также должны быть разными. Нам нужна весьма высокого качества заготовка с определенными геометрическими, техническими, стальными характеристиками. К примеру, сейчас мы закупаем у “Уральской стали” 20% выпускаемой ими продукции, для нас это 50% потребления металла. И сегодня мы успешно работаем над решением этих вопросов с “Уральской сталью”. Но мировой опыт свидетельствует, что производство трубной заготовки интегрировано в трубное производство. Поэтому акционерами принято решение о строительстве сталеплавильного комплекса.
– Когда начнется строительство и какие инвестиции вы планируете в этот проект?
– Мы уже достаточно долго ведем переговоры с поставщиками оборудования – SMS Demag, Danieli, Voest Alpine. В ближайшее время у одной из этих компаний закажем комплекс под ключ. Строить его будем в Первоуральске, который является основным потребителем заготовки. Это недешевое удовольствие. Подобного плана завод сейчас в среднем стоит $300–400 млн. Но такие затраты необходимы. Мы ведь хотим делать высококачественную трубу.
– Трубы большого диаметра в России в основном покупает “Газпром”. Вы для него затеваете инвестиции?
– Группа “ЧТПЗ” не стремится идти в сегмент труб диаметром 1420 мм. Нам всегда казалась странной ситуация, при которой три поставщика борются за единственного потребителя этой продукции – “Газпром”. На оборудовании, предназначенном для выпуска труб-1420, можно выпускать и трубы меньшего диаметра. Сейчас на ЧТПЗ производится двухшовная труба 1020 и 1220 мм. Мы как делали этот диаметр, так и будем делать, но после реализации задуманного инвестпроекта мы сможем выпускать одношовную трубу с большей толщиной стенки и увеличить мощности по производству. Решение о реконструкции трубоэлектросварочного цеха ЧТПЗ будет принято до нового года. Все эти инвестиции мы рассчитываем реализовать за 3–4 года и превратить группу “ЧТПЗ” в универсального игрока трубного рынка.
– А цинковый бизнес, с вашей точки зрения, достиг того уровня развития, когда его уже можно предлагать инвесторам? Вы по этой причине планируете провести IPO ЧЦЗ?
– Цинковый бизнес мы “за деньги” унаследовали от одного из крупнейших в мире нефтетрейдеров – компании Vitol. Она владела ЧЦЗ более семи лет, а в 2003 г. продала его нам. Бизнес ЧЦЗ уже был отлично выстроен. Я всегда говорил, что для нас ЧЦЗ – это финансовая инвестиция. Заплатив три года назад за ЧЦЗ сумму N, сегодня мы можем получить N, умноженное на коэффициент значительно больше единицы. Ведь мы покупали цинковый завод исходя из $740 за 1 т цинка, а сейчас цинк стоит в районе $3500. Правда, полностью выходить из этого бизнеса мы пока не будем. Нам интересно создать достаточно крупную компанию мирового масштаба в цинковой отрасли.
– Вы хотите приобрести цинковые компании за рубежом?
– Не поймите меня неправильно. Мы не собираемся покупать цинковые активы в Германии, Бельгии или США. С их ценами на электроэнергию и требованиями к природоохранным мероприятиям, которые порой стоят дороже самого завода, смысла в этом ноль. К примеру, во Франции есть цинковый завод в парковой зоне. Он выглядит как огромная природоохранная установка с присадкой в виде производителя цинка.
– А как у вас обстоят дела с охраной природы?
– ЧЦЗ тоже ничего не загрязняет. Он находится в 7 км от центра Челябинска и пыли за год выбрасывает столько же, сколько некоторые уральские металлургические гиганты за день. Это очень высокого класса чистейшее предприятие, отвечающее европейским стандартам в отношении экологического менеджмента.
– Где же вы будете покупать активы?
– Сейчас гораздо выгоднее купить что-то в Африке, в Латинской Америке и, может быть, даже в Австралии. В Европе, как известно, заводы и шахты закрываются постоянно. Подавляющая часть привлеченных в ходе IPO средств будет направлена на расширение рудной базы. ЧЦЗ в состоянии выпускать 200 000 т цинка в год. Купив “Нова-цинк” в Казахстане с производительностью 40 000 т цинка в концентрате, мы одну пятую нужд в сырье закрыли. Остальное мы закупаем по трейдинговой книге Euromin (лондонский торговый дом, принадлежащий Vitol. – “Ведомости”), и у нас есть долгосрочные контракты с УГМК, Русской медной компанией, “Дальполиметаллом”. Но мы понимаем, что вертикальная интеграция ЧЦЗ необходима. Сегодня пик цен на цинк. При этом из каждого доллара $0,9 остается в карманах тех, кто добывает и обогащает руду, и лишь $0,1 – в металлургическом переделе. К примеру, сегодня деньги, заработанные за год на цинковом заводе, сопоставимы с деньгами, заработанными “Нова-цинком”. Хотя цинковый завод в этом году сделает 150 000 т продукции, а у “Нова-цинка” производительность – 40 000 т.
– Какие-то конкретные объекты у вас на примете есть?
– Мы смотрим различные варианты, включая покупки лицензий на цинковые месторождения. В Австралии много публичных цинковых компаний, которые котируются в Сиднее и Ванкувере. Одна из них может быть интересным для нас активом, хотя мы только начали изучать этот вопрос.
– Во сколько ЧЦЗ обошлась покупка “Нова-цинка”?
– Сделку по покупке “Нова-цинка” мы готовили очень обстоятельно, а не так, как это иногда бывает у нас в России: “Дай мне три прибыли последнего года – и я поехал”. В итоге сумма сделки составила $138,5 млн. Она равна нашему займу в банках Bayerische Hypo- und Vereinsbank и Banque Commerciale pour l’Europe du Nord. Продавцом был Инге Магнуссон, гражданин Швеции, известный игрок на этом рынке. Он работал генеральным директором Scandinavian Airlines System в Москве, после чего стал представителем Марка Рича. Когда у того были трудности с налогами в США, он создал Euromin и долгое время был его гендиректором. Но после прихода в Vitol нового руководителя Яна Тейлора, у которого мы, собственно, и покупали ЧЦЗ, Магнуссон ушел в собственный бизнес. У него есть ряд горных активов и был “Нова-цинк”. Мы сначала купили у него 51% “Нова-цинка”, потому что он хотел продолжать участвовать в управлении компанией. Но потом он решил продать и оставшиеся 49%. Нам опять повезло.
– Для проведения IPO ЧЦЗ вы уже выбрали банк?
– Глобальным координатором и андеррайдером будет Credit Suisse. Остальные участники синдикации пока не определены.
– Большой пакет собираетесь предложить инвесторам? Когда планируете IPO?
– Параметры сделки будут определены в ходе консультаций с банками. В России сейчас готовится много предложений для инвесторов. Как пишет Financial Times, IPO планируют провести “Северсталь”, “Суал”, ТМК, “Уралкалий”. По моим данным, общий объем предстоящих размещений российских компаний может перевалить за $8 млрд. Скорее всего все это будет распылено среди инвесторов. Поэтому ЧЦЗ имеет смысл выходить на рынок в тот момент, когда это будет правильно воспринято покупателями. Механизм продажи акций одинаков. Если один и тот же брокер будет вынужден продавать и “Северсталь”, и нас, и “Уралкалий”, то голова кругом может пойти. Брокер ориентирован на деньги, и какие-то из этих акций для него будет вторичны. Мы будем это учитывать при определении сроков размещения.
– Площадку для размещения уже выбрали?
– Прежде всего это Россия. Что касается зарубежных площадок, то сейчас для российских компаний наиболее оптимален Лондон. Обычно на Лондонской фондовой бирже размещают GDR, а для американских инвесторов параллельно проводится частное размещение.
– Во сколько вы сами оцениваете актив?
– Этого я вам сказать не могу. Но нам кажется, что акции ЧЦЗ должны пользоваться спросом. В сегменте цветной металлургии в России, кроме акций “Норильского никеля”, инвесторам сейчас покупать нечего. УГМК, Русская медная компания – частные компании. А мы предложим рынку уникальную возможность вложиться в акции еще одной компании из этого сегмента, причем, по моим оценкам, ЧЦЗ станет вторым по ликвидности после “Норникеля” активом в цветной металлургии. Вдобавок это предприятие – монополист в производстве высококачественного цинка. Это важный фактор. К примеру, “Севергал” (СП “Северстали” и Arcelor) будет покупать только цинк марки special high grade, монополистом по производству которого является ЧЦЗ. Продукция ЧЦЗ, гарантирующая чистоту металла на уровне 99,995%, зарегистрирована на Лондонской бирже металлов. Еще один плюс ЧЦЗ – у него есть развивающаяся рудная база Акжал, а в последующие три года мы намерены достичь 100%-ного обеспечения собственным концентратом. Также у предприятия отличная менеджерская команда, которая пережила кризис в начале 90-х, работала под иностранным собственником. Нынешние директора ЧЦЗ – это профессионалы, на которых можно делать ставку. Люди прошли через огонь и воду и в состоянии обеспечить инвесторам максимальную прибыль на вложенные деньги. И наконец, цены на цинк: они колеблются на уровне $3500 за 1 т – на $1000 дороже алюминия. В истории человечества такого не было.
– Arkley Capital не планирует в какие-то другие отрасли вкладываться?
– У нас за последние три с лишним года сформировались три направления, которые мы активно развиваем. Кроме цинка и труб это сервисное направление. Мы построили “Сот” – завод по производству отводов большого диаметра, купили завод в Магнитогорске. Последнее приобретение – чешское предприятие MSA, которое делает трубопроводную арматуру. Мы занимаемся трубными конструкциями, потому что на саму трубу приходится всего 30% себестоимости трубопровода. Сервис – это дополнительные доли рынка и дополнительный мускул в нашем развитии. Сейчас самая высокая капитализация не у чисто трубных компаний, а у тех, которые развивают сервисные услуги.
– То есть ваши интересы сконцентрировались на сервисе, цинке и трубах?
– Мы присматриваемся и к другим отраслям. Мы интересовались оловом, свинцом. Мы также определили три направления, которые для себя рассматриваем как перспективные. Прежде всего это лес. Отрасль очень недоразвитая и с бесконечно широким потенциалом. То же самое можно сказать про нефтехимию, потому что в России нет современных заводов. Варианты бизнеса, связанные со строительством современного нефтехимического завода в порту с возможностью получения сырья, были бы нам интересны. Хотя мы отдаем себе отчет, что нас не очень-то ждут в этой отрасли. И наконец, перспективным направлением мы считаем судостроение. Мы попробовали, например, поучаствовать в производстве бурильных установок и были какое-то время акционером одного из таких заводов. Но мы не афишировали эту тему, тем более что очень быстро и с неплохой прибылью вышли из этого проекта.
– Что это был за завод?
– Я, к сожалению, не могу сказать. Но это был небольшой завод, мы заработали за год 20% и вышли.
– В ПНТЗ у вас есть партнер – Зелимхан Муцоев. Вы планируете выкупить его долю?
– Взаимодействие с Зелимханом Муцоевым выходит за рамки трубного бизнеса. Он надежный деловой партнер.
– ЧТПЗ и ПНТЗ весной объявили о выкупе собственных акций. Зачем это понадобилось?
– У любого миноритария всегда есть два вопроса: когда он получит дивиденды и кому продать акции? Дивиденды мы не платим. У нас идет реконструкция, кроме того, по кредитному соглашению с ЕБРР мы не можем платить дивиденды, пока не рассчитаемся по кредиту. Но среди миноритариев ЧТПЗ и ПНТЗ есть много бабушек и дедушек, которые жалуются, что денег от заводов не получают. Мы пытаемся им объяснить, что, продав из 100 акций одну, они получат значительно больше денег, чем получили бы, положив эквивалент этих денег в Сбербанк. Так что мы дали возможность этим людям получить этот аналог дивидендов.
– Они этой возможностью пользуются?
– Не очень активно. Думаю, мы выкупим лишь несколько процентов.
– Андрей Комаров сейчас принимает участие в управлении компанией?
– Нет. ЗАО “Группа “ЧТПЗ” находится в прямом владении Комарова, но ее акции переданы в мое управление.
– А вы сами как попали в трубный бизнес?
– В конце 80-х я пришел на работу в компанию, возглавляемую Комаровым. Получив диплом Российской государственной финансовой академии, я не удовлетворился этим и поехал в США. У меня всегда была мечта поработать на Уолл-стрит, которую я и осуществил в середине 90-х. Но с Комаровым и его тогдашними и нынешними партнерами я связи не терял. Будучи в Нью-Йорке, я познакомился с [совладельцем группы “ЧТПЗ”] Александром Федоровым на одной из конференций. В 2000 г. я переехал в Вену, а уже потом – в Москву. В России при моем значительном участии мы – все вместе – превратили бизнес ЧТПЗ в то, что сейчас принято называть группой “ЧТПЗ” с оборотом, который увеличился в 12 раз.
– Опционы для менеджмента у вас в компании есть?
– Мы это не практикуем. Компенсация менеджмента у нас состоит из основной части зарплаты и бонусов. Опционная система в последнее время критикуется даже на Западе, потому что у высшего руководства образуются сверхдоходы.