Кулик верит

Художник Олег Кулик, один из самых известных представителей отечественного актуального искусства, чье имя прочно связано со скандалами, готовит в качестве куратора большую коллективную выставку “Верю”. Планируется, что она откроется в феврале во время работы 2-й Московской международной биеннале современного искусства. Отвечая на вопросы “Ведомостей”, Кулик рассказал, почему выставка, которую он готовит, должна стать для современного искусства поворотной.

– Почему вы решили взять на себя кураторские обязанности?

– Мы уже сделали для прошлой московской биеннале выставку StarZ. Там художники не были объектом манипуляций кураторов – и это было программно. Кураторы не могут указывать художникам, что делать, не потому, что художники такие гордые. Просто бывает кризис и у кураторов. А сейчас кризис в искусстве всеобщий: нет ценностей, нет ориентиров. Пришло время все заново формулировать – художники это лучше умеют делать, их сознание мобильнее.

– Прошлую выставку группа художников сделала в пику авторам официальной программы московской биеннале, куда их не взяли.

– Не надо драматизировать. Денег на биеннале было мало, времени на ее организацию тоже, а кураторов много. Пригласили молодых, никому не известных художников, не было звезд. Странно, если бы рядом с западными 20-летними мальчиками выставлялись наши маститые, кого мир знает. Вот мы и сделали свою выставку, доказали, что художники не инвалиды и сами все могут – без кураторов и чиновников Министерства культуры.

– А теперь ваша выставка в бюджете 2-й биеннале?

– Нет, мы ничего не просили. У ребят там у самих денег мало (бюджет 2-й Московской международной биеннале – 52 млн руб. – “Ведомости”). Но мы делаем сейчас выставку еще больше – не на 5 человек, а на 20 художников. Каждый из них находится в ситуации поиска, в зависании, в трансформации – позитивной или негативной. Выставка должна получиться программной, дать ориентиры на 10–15 лет вперед – и не только России. Сейчас в мире происходит глобальное переосмысление. Всего. И художественного наследия XIX–XX вв. тоже. И каждый участник выставки должен будет высказаться о времени, о ситуации. Надо начать принципиально новый разговор. Ведь мы находимся на пороге какой-то новой религиозности, которая к традиционным религиям отношения не имеет, новой серьезности, или научности. В общем, нового познания и осмысления. Просто социальный анализ и социальная критика уже не работают.

– Но анализ общества, его проблем и фобий – это главное занятие актуального искусства.

– А сегодня нужны позитивные ценности! То, что раньше называли божественным, а сейчас мировой аурой, ноосферой, сверхсознанием, сверхэго. Существует множество духовных практик для попытки найти четвертое измерение в нашей трехмерной реальности. Вот сейчас в МоМА (нью-йоркский Музей современного искусства. – “Ведомости”) прошла огромная выставка исламского искусства. Раньше такое было немыслимо! Это была совершенно не их тема. Современное, актуальное искусство в некотором смысле наука, оно апеллирует к реальной жизни, к реальным конфликтам. Чем-то потусторонним оно никогда не занималось.

– А теперь пришла пора заняться?

– Современное искусство способно сегодня предложить новые идеи, выраженные визуально. Мы хотим дать не анализ, а модели мира. Столько же моделей, сколько на выставке художников. Пусть каждый покажет, что он любит, что чувствует, что находится глубже, чем его знания. Пусть разберется в своей душе. Это очень интересный эксперимент. А кураторы боятся этой темы, не знают, как к ней подступиться. Они карьерные люди, а такая тема не в моде и может повредить их репутации.

– У вас хватает организационных способностей для исполнения кураторских обязанностей?

– Я полгода отказывался, но художники просили. Подготовка к выставке совпала у меня с внутренним кризисом – я год решил ничего не делать и свободное время отдать моим друзьям. Как художник я в выставке не участвую.

– А кто участники?

– Будут и известные, и заслуженные, и молодые. Правда, некоторые художники не согласны с какими-то кандидатурами.

– Обычное дело, трудно быть куратором.

– Легко, потому что такие выставки – направленные внутрь – должны преодолеть разобщенность нашего сообщества. Это будет не репрезентация гениев, а именно выставка нашего сообщества, особого типа мышления. Вот художники в беседах говорят, что мы, конечно, все во что-то верим и какими-то знаками, понятными социальными образами об этом говорим. А я предлагаю заговорить напрямую. Ты любишь искусство, так расскажи об этом или поделись личной проблемой. В другом проекте будешь анализировать, там, может, ты с этим художником вместе не сядешь, а здесь с ним выставишься и найдешь консенсус. И у нас прекрасный зал, в нем свои долины и пригорочки. Когда художники принесут свои гениальные работы в этот прекрасный зал, то может возникнуть что-то очень важное. Выставка будет проходить на бывшем винзаводе, в голицынских погребах, где хранили вино и лед. Очень чистое идеологически место – ни фашистов, ни коммунистов, ни таксидермистов там не было. И фантастическое пространство – огромные цистерны диаметром 6 м, которые лабиринтообразно выходят в длиннющие коридоры высотой в 8 м, – само срежиссирует выставку. У нас будет три раздела: “Там”, “Здесь” и “Ничто”. Все ждут от нас внешних эффектов, а увидят некоторое благолепие – с элементом тайны, сказки, мистики. Такой катакомбный храм искусства.

– А какую-то цензуру вы осуществляете?

– Я не цензуру осуществляю, а фейс-контроль. Надо понимать, в какое время мы живем. С точки зрения общества, многие современные художники не всегда выдерживают правила общественной морали. Но по нашей общей договоренности никаких дешевых провокаций на выставке не будет. Самое провокативное – название.

– Его можно перевести как credo?

– Я перевожу – I believe, это выводит за пределы стереотипов о современном искусстве. И замечательно вот что: я вижу, как люди меняются, когда начинаешь говорить с ними о выставке. Появляются ответственность, серьезность. Все готовы к изменению сознания.

– Похоже, вы проводите с художниками...

– Да, сеанс психоанализа. Но сам я счастлив, что не делаю для выставки своей работы и мне не надо отвечать на ее вопрос.

– Получается, вы опять занимаетесь провокацией – заставляете людей делать то, чего сами не можете.

– Я занимаюсь созданием дружеской атмосферы в месте, где живет культура. В феврале культура будет жить на бывшем винном заводе. Вот такая очень русская коллизия.