“Мы возвращаемся к абонентской плате за ТВ”


Запомнившийся всем пожар на Останкинской башне в 2001 г. стал причиной учреждения новой государственной компании – ФГУП “Ростелерадиосеть” (РТРС), – которая объединила все телепередатчики и телерадиовышки в стране. За пять лет руководства этим предприятием бывший профессиональный политик Геннадий Скляр убедился в том, что инфраструктура аналогового телевидения, созданная еще в советские годы, не имеет будущего. Скляр ратует за скорейший переход России к цифровому телевидению. В интервью “Ведомостям” гендиректор РТРС рассказал, как это можно сделать и зачем.

– Вы уже пять лет возглавляете РТРС. Что удалось сделать за это время?

– Сегодняшняя инфраструктура телевещания была создана примерно 50 лет назад. Когда Советский Союз распался, то вся эта система жила 10 лет в бесхозном состоянии. Предприятия были заброшены. И когда пять лет назад президент решил собрать всю инфраструктуру в единый комплекс, то, я думаю, он очень точно оценил перспективы, связанные с тем, что такая система в стране есть. За пять лет мы создали мощное госпредприятие, которое решает одновременно целый ряд задач. Мы обеспечиваем сохранение единого информационного пространства в стране: где бы человек ни жил – в маленьком поселке на Чукотке или в большом городе, он везде имеет доступ к телевидению и радио. Когда пять лет назад отключали телевидение на Дальнем Востоке, фактически нарушалось конституционное право граждан на получение информации. Если у человека дома затухает экран, страшнее вряд ли можно что-то придумать. Многие люди этим живут, особенно в отдаленных населенных пунктах.

– Много новых каналов появилось в последнее время?

– Крупных каналов в эфире страны всего 18, но у них в качестве партнеров в регионах уже сотни каналов, и одновременно создаются каналы, которые вещают в кабельных сетях. Их нет в эфире, потому что нет свободных частот. Наша перспектива связана с переходом на цифровые технологии, которые резко расширят возможность присутствия в эфире. Кроме частот есть еще одно ограничение: у нас работает рекламная модель телевидения, а в отдаленных городах и поселках нет коммерческого стимула для развития телевидения. В больших городах люди могут смотреть в эфире 17–18 каналов плюс местные программы, отъехав от больших городов, мы увидим, что люди смотрят 1–2 канала – и все. Возникает социальное неравенство в доступе к интересному телевизионному продукту. Мы должны использовать технологическую революцию, для того чтобы обеспечить прием в любой точке страны неограниченного числа телеканалов и радиопрограмм.

– Кто будет платить?

– Мы возвращаемся к абонентской плате за ТВ, которую политбюро отменило 45 лет назад. Плате за то, что у тебя работает новое цифровое устройство, подключенное к твоему телевизору. В больших городах произойдет замена платы за коллективную антенну на плату за это устройство. Но у нас очень много домов, где нет коллективной антенны, там у людей стоит домашняя антенна, и они никому ничего не платят.

– А каким образом вы будете контролировать этих нелегалов?

– РТРС не будет получателем абонентской платы. Это будут компании, обслуживающие систему. Если вы понимаете, что такое “Газпром”, то поймете, что такое медийная виртуальная труба, которая обеспечивает доступ в любой населенный пункт неограниченного количества телевизионных и радиовещательных программ. Мы хотим РТРС превратить в транспортную компанию, в такую медийную трубу. В каждом конкретном городе появятся операторы, которые займутся интернет-услугами, телефонией, платным телевидением. Они из этой трубы получат возможность брать многообразный и дешевый контент и будут предлагать его потребителю. А РТРС не будет заниматься сбором денег с населения – это не наш бизнес.

– Конкурентов не боитесь?

– Опыт ведущих стран, которые перешли на цифровые технологии, говорит об одном: появление цифровой технологии позволяет все потоки информации сжать в один канал с дешевой доставкой, поэтому лучше иметь одну общедоступную и дешевую сеть, чем несколько разрозненных и дорогих. Во Франции сегодня одна сеть на всю страну, сейчас это делают в Италии – пытаются создать на основе одного из операторов общедоступную единую цифровую сеть. И я вас уверяю, что уж мы-то в России дураками не будем, чтобы сюда перенести те дискуссии, которые были по поводу “Газпрома”, когда его предлагали разрушить, расчленить и создать конкуренцию в трубе. Они закончились там и здесь даже не будут возникать. Хотя есть такая точка зрения: давайте сделаем много операторов, которые будут создавать конкуренцию на рынке. Такая точка зрения будет иметь два следствия.

– Вы имеете в виду точку зрения “Связьинвеста”?

– Позиция и “Связьинвеста”, и Министерства связи будет иметь два следствия. Первое. Реально цена доставки информации в регионы будет дороже, потому что сети все будут избыточны. Сейчас, когда в стране волокна как грязи, а заполнено волокно в лучшем случае на 15%, тогда все начинают цены поднимать, для того чтобы окупить это волокно и эксплуатационные расходы. В результате у нас дорогая цена доставки, не развивается Интернет, в том числе в регионах, спутниковый ресурс тоже дорогой. Это первое следствие – все будет дороже. А второе следствие – то, что у государства не будет гарантии сохранности единого информационного пространства. “Связьинвест” в Астрахани продал одну из вышек коммерческому оператору мобильной телефонии, а эта вышка обеспечивала трансляцию телевидения. Проблема до Кремля дошла. Частный оператор купил вышку, выполнявшую государственную функцию, и никто об этом даже не думал. В конечном счете возникает угроза, что треть Астраханской области останется без центрального телевидения. Если мы наплодим таких бизнес-структур, то эта государственная, социальная функция не будет выполнена, потому что в деревню никто не пойдет.

– Как изменится структура доходов РТРС с переходом на цифру?

– У нас будет два источника доходов: теле- и радиоканалы и операторы местных услуг, которые из нашей медийной трубы будут получать контент. Мы, кстати, выполним еще одну важнейшую роль, создавая эту трубу, которая сегодня не реализована в стране: мы должны будем обеспечить защиту авторских прав владельцев контента. Сейчас можно воровать любую программу, дать ее в кабельную сеть любого города, и никто тебя не поймает. А мы должны обеспечить прозрачные отношения между владельцами авторских прав и теми, кто хочет купить их продукт. Мы сейчас создаем центр управления сетью, который будет осуществлять мониторинг и контроль за тем, какие программы, кем заказываются, сколько и как потребляются. Этот центр будет обслуживать всех владельцев существующего и будущего контента.

– Вы работаете над акционированием РТРС? Как относитесь к возможности приватизации компании?

– Мы были инициатором акционирования РТРС. Указ президента об акционировании уже согласован всеми ведомствами. Акционерное общество имеет возможность использовать рыночные механизмы привлечения средств для инвестиций, и это самый главный плюс. Я надеюсь, что мы в следующем году это сделаем. А дальше новое акционерное общество вместе с участниками рынка будет находить возможности для создания новых структур, для объединения инвестиционных ресурсов, для того чтобы появлялись новые синдицированные игроки. Но важно разработать механизм государственно-частного партнерства. Люди, которые ведут со мной переговоры, – это наши ведущие финансовые институты, банки, фонды, – уже знают, что такое РТРС, и ведут с нами переговоры о будущем большом бизнесе. Все очень хорошо почувствовали запах новых возможностей, но так как государство еще не определилось, то и бизнесу трудно определиться.

– А когда, на ваш взгляд, государство определится? В США срок перехода к цифровому телевидению переносили несколько раз.

– У России есть возможность избежать ошибок других стран. Главная из них – удлинение переходного периода. Во-первых, это нагрузка на государство, во-вторых, неэффективное развитие бизнеса. За 3–4 года всю страну можно перевести на цифровые эфирные технологии. Но для этого надо выработать четкий план, как это сделать и за счет каких ресурсов. И я убежден, что если мы раздадим бесплатно цифровые приставки всему населению, то это серьезно ускорит процесс. Все страны столкнулись с одним препятствием. Люди просто говорят: а какой смысл покупать цифровую приставку, если мне достаточно пяти каналов? Американцы выделили миллиарды долларов, чтобы каждый житель получил купон на покупку цифровой приставки. В России, если мы начнем делить общество на тех, кто должен получить субсидию, и тех, кто сам будет покупать, все закончится выяснением того, кто имеет право на льготы, кто не имеет права на льготы, составлением списков, разоблачениями всяких злоупотреблений и в конечном счете громадным социальным политическим напряжением. Зачем это надо?

– Сколько это стоит?

– Цена вопроса – $2 млрд, но это дешевле, чем 10 лет содержать одновременно и аналоговое, и цифровое ТВ, да еще мотать нервы населению. Не говоря уже о том, что частично можно вернуть затраты на приставки за счет абонентской платы. Если наша точка зрения будет принята и мы докажем ее обоснованность, то к 2012 г. в целом мы сможем страну перевести на цифру. А кто быстрее войдет на этот рынок, тот захватит и рынок оборудования. Так уже произошло с мобильной телефонией – мы тогда опоздали, и рынок не наш. Сейчас на старте сегмент цифровых приставок можно точно сделать российскими. И нужно это сделать.

– Вы для этого создали СП в Ингушетии?

– Мы в РТРС разработали собственную цифровую приставку и нашли партнера для ее производства в лице южнокорейской компании Globaltel. Мы стимулируем создание производства приставок в нескольких регионах страны на недействующих заводах. Почему Ингушетия? Потому что там есть возможность иметь хорошую рабочую силу, льготный режим, но на самом деле у нас еще есть серьезная социальная задача: Кавказский регион надо стабилизировать. Это также зона нашей ответственности.