Лекарство от фанатизма

Амос Оз, живой классик израильской литературы, приехал в Москву представить новое издание книги «Мой Михаэль», включенной Международной ассоциацией издателей в список 100 лучших романов ХХ века. Оз – автор более 30 книг, много выступающий и как публицист, один из претендентов на Нобелевскую премию, лауреат немецкой Премии мира, литературной премии Гете – самой престижной после Нобелевской, и многих других наград.

– Какие события сформировали ваше мировоззрение?

– Я родился и вырос в Иерусалиме. Иерусалим 40-х годов прошлого века был лагерем беженцев. У каждого, кто жил там в то время, было чувство любви-ненависти к месту, откуда он прибыл. Мои родители и почти все мои соседи были европейцами, выброшенными из Европы. Они любили Европу, тосковали по ней, но были злы на нее. И смертельно боялись, что в Иерусалиме с ними случится то, что случилось в Европе с их близкими. Это «исходное событие», Иерусалим, сформировало меня.

– В книге «Мой Михаэль» есть слова: «Иерусалим – далекий город, даже если живешь в нем». Вы бы подписались под этими словами вашей героини?

– Конечно. Иерусалим – далекий город, прежде всего благодаря своей глубине. Делая любой шаг в Иерусалиме, ты должен помнить о трех тысячах лет у себя за спиной и о том, что твое слово эхом отзовется в трех религиях. Ты должен учитывать, что здесь говорили пророки, цари, что здесь проповедовал Иисус Христос. Написать роман, подобный «Моему Михаэлю», все равно что исполнить камерную музыку в огромном кафедральном соборе. Надо опасаться акустики. Даже самое простое слово может породить колоссальное эхо.

– Недавно писатель Гюнтер Грасс рассказал, что служил в СС. Какое впечатление произвело на вас это признание?

– Грасс был семнадцатилетним юношей, когда его призвали в СС. Я не могу быть судьей семнадцатилетнему человеку, которого заставили делать то, что заставили. Я уважаю Гюнтера Грасса. Ведь всю свою дальнейшую жизнь он посвятил искуплению того, что сделал, когда ему было всего лишь семнадцать лет.

– И все же в той трагедии не может быть невиновных.

– Виновен фанатизм. Это болезнь нашего времени. Я думаю, самой великой проблемой XXI века станет фанатизм всех толков и оттенков: мусульманский, христианский и, к моему великому сожалению, еврейский. Фанатизм радикальных левых и воинствующих правых. Фанатик – это ходячий восклицательный знак.

– У вас есть рецепты избавления от этой болезни?

– Я выдам вам рецепт, но при условии – принять его с улыбкой. Рецепт избавления от фанатизма – чувство юмора. Я никогда не видел человека с чувством юмора, который был бы фанатиком. Если бы я мог это чувство расфасовать по капсулам и раздать людям, то, конечно, стал бы лауреатом Нобелевской премии. Но не по литературе, а по медицине (смеется).

– А ваши произведения разве не те же капсулы? Своего рода уроки человечеству?

– Лев Толстой точно знал, в каком направлении должно двигаться человечество. Его романы указывают, куда нам следует идти. В моих произведениях такого «указателя» нет. Это просто истории, которые мной рассказаны.

– Согласны ли вы с утверждением, что роман как жанр умирает?

– Я полагаю, что намного скорее умрут те пророки, которые предрекают роману скорую смерть. Роман меняется, так и должно быть, но он останется на веки вечные. Тридцать восемь лет тому назад, во время студенческих волнений в Париже, я увидел надпись на стене: «Бог умер» и подпись: Ницше. На следующий день эта надпись была перечеркнута, и под ней появилась новая: «Ницше умер». И подпись: Бог. В этой истории есть нечто поучительное для тех, кто упорно хоронит роман.