Очень тяготился своим состоянием, плакал


На пятый год существования фестиваля “Новая драма” в афише с трудом отыскиваешь имена и названия, ради которых стоит срочно менять привычные планы на вечер. Можно сколько угодно иронизировать над стремлением режиссеров ставить перепаханных вдоль и поперек “Короля Лира” или “Дядю Ваню”, но там, как ни странно, по-прежнему есть что искать. А вот приглашение посмотреть, как польская труппа осваивает репертуар московского Театра.doc и разыгрывает пьесу “Большая жрачка” о трудовых буднях производителей российских телешоу, способно вызвать энтузиазм только у самых стойких активистов театрального прогресса. Названия типа “Демократия.doc” говорят в лучшем случае о лени тех, кто их сочинял, в худшем – о том, что других файловых расширений в голове авторов не предусмотрено. Любой спектакль, сделанный в театральном формате “.doc”, достаточно посмотреть 10 минут, в течение которых создатели сценического файла успевают обозначить проблему и познакомить нас со списком действующих социальных масок. Совсем беда с новой драмой, спроворенной по рецептам, выведенным в 1990-х в Лондоне. Славно, наверное, что теперь их освоили и в Бухаресте, но на транспортировке румынских театральных новаций в Москву организаторы фестиваля могли бы с легким сердцем сэкономить. Или не могли? Если по сусекам нынче наскребается только такое вторсырье, как пьеса madybaby.edu (про то, как тяжко румынским эмигрантам в Ирландии – приходится заниматься, не поверите, проституцией и порнобизнесом), дела в отрасли плохи.

Или, наоборот, пришли в норму. В конце концов, пять лет вполне достаточный срок, чтобы полностью отработать эстетику, самое точное русскоязычное определение которой принадлежит, по-моему, кинокритику Роману Волобуеву: “актуальный социальный комментарий плюс слово “жопа”.

Не то чтобы вокруг не было людей, сочиняющих хорошие пьесы, но как движение новая драма, похоже, кончилась. Сделав свое, несомненно, нужное дело. Талантливые авторы будут и дальше писать тексты, у которых теперь есть реальные шансы попасть на сцену, – и это действительно большая заслуга тех, кто пропагандирует новую драму, делает фестиваль и печатает книжки с современными пьесами. А мутная пена вокруг может наконец и схлынуть: хочется верить, что молодые люди с амбициями, но без способностей перестанут засорять информационное пространство своими сочинениями и займутся чем-нибудь другим.

Пока же просто отметим, что в этом году на фестивале “Новая драма” занятнее всего то, что под это определение никак не попадает. Ирландец Мартин Макдонах, на чьи пьесы вот-вот накинутся сразу несколько наших театров, напрямую наследует своему соотечественнику Джону Миллингтону Сингу, писавшему 100 лет назад. Ничего-то в этой выдуманной Ирландии не меняется, и слава богу. Все те же национальные типы, тот же черный юмор, дрянная погода и атмосфера вечной провинции, показавшаяся такой знакомой и понятной пермскому театру “У моста”, приехавшему на фестиваль с двумя пьесами Макдонаха – “Красавица из Линэна” и “Череп из Коннемары”. В Перми их играют так добротно-реалистично, как опять-таки могли бы играть 100 лет назад, – т. е. абсолютно адекватно материалу. Настолько, что это обаятельное театральное простодушие можно принять за сугубую изощренность.

Кого в простодушии ни за что не заподозришь, так это Андрея Могучего, который приехал на “Новую драму” не с собственным Формальным театром, а с другой (тоже петербургской) труппой – “Приют комедианта”. Фокус в том, что с виду спектакль “Не Hamlet” – натуральный капустник в сельском ДК, совмещенный с лекцией-сеансом местного экстрасенса, за которого работает клоун Анвар Либабов. Стоя перед застиранным занавесом за обшарпанной конторкой, ковыряясь в носу и почесываясь, он битых полчаса невнятно бормочет что-то бессмысленно-наукообразное, а потом вызывает из зала нескольких человек, убедительно прикидывающихся обычными зрителями, для участия в психологическом опыте. Для начала подопытным зачитывают их истории болезни, каждая из которых рассказывает о психической фиксации на каком-нибудь мнимом телесном изъяне (одному кажется, что у него “цыплячья шея”, другая переживает, что постоянно выпускает газы, и т. д. Отмечается, что больные “очень тяготятся своим состоянием, плачут”). После этого они оказываются участниками представления, состоящего из произвольно перемешанных кусков “Гамлета” и “Ромео и Джульетты” и разыгранного в духе самой безобразной худсамодеятельности, какую только можно вообразить.

У Владимира Сорокина вирусом безумия заражен текст, у Андрея Могучего – действие: в этом смысле все сделано логично. Кажется, однако, что Могучий надеялся найти идею спектакля уже по ходу репетиций, но так и не нашел, запутался и нагородил такого, что до первоначальных намерений уже не докопаться. Два года назад он, кстати, сделал очень похожую вещь – “Pro Турандот” по сказке Гоцци, тоже “театр про театр”, хулиганство на грани, а часто и за гранью капустника, но гораздо более продуманное и внятное по задачам. А “Не Hamlet” оставляет в недоумении. Соблазнительно трактовать его в том радикальном смысле, что всякая театральная игра есть бессовестное шарлатанство наподобие Чумака с Кашпировским, но все-таки вряд ли Андрей Могучий хотел донести до публики именно эту идею. Хотя в отношении новой драмы она выглядит довольно здравой и актуальной.