Поминальный марш
Первое издание этой книги появилось три года назад и разошлось мгновенно, второе, дополненное пятью новыми рассказами, вышло только что. Эдуард Кочергин, художник, оформлявший спектакли Георгия Товстоногова, Льва Додина, Камы Гинкаса и Юрия Любимова, на этот раз «нарисовал» книгу о реальных событиях и людях. Кочергин пишет о Ленинграде послевоенных лет и жителях Петроградской стороны: инвалидах, ворах, проститутках, нищих, людях, покалеченных советской властью и войной. И о собственной судьбе, которая стоит приключенческого романа. Сын врагов народа (отца «посадили за кибернетику», затем арестовали мать), он еще в детстве начал скитание по советским приютам и детприемникам НКВД. Уже после войны из Омска начал свой побег в Петербург. Побег длиной в семь лет. Ребенком Кочергин говорить начал поздно. Мать художника была полькой, и польский был его первым языком. В детдомовские годы он вновь надолго замолчал. А затем заговорил, речью уже иной. Капитан НКВД, возвращавший матери добравшегося наконец до Петербурга Кочергина, услышав ее польские причитания, резко сказал: «Ты что ему пшекаешь? Ботай с ним по фене, он в этом языке больше разбирается».
Возможно, именно перенесенная в детстве языковая травма и объясняет удивительную память автора и его чуткость к слову. Так сегодня не пишут. И не говорят. В лучшем случае, как Алексей Иванов, с помощью старых лексиконов имитируют былое языковое богатство. Кочергин не придумывает ничего. Кажется невероятным, как он высмотрел и запомнил всех этих людей. Каждому из них Кочергин возвращает его собственный голос, речь, будь то знаменитый вор-карманник Степан Васильевич, «антик» преподаватель, растатуированный герой русско-японской войны Томас Карлович Япономать или кладбищенский смотритель Гоша Ноги Колесом. И перед нами уже не мемуарная реальность, а чудо творения. Ведь что может быть фантастичнее процессии петербургских инвалидов, «тачек», «обрубков», «костылей», провожающей в последний путь на Смоленское кладбище своего кумира – Капитана, обходившего «островные» питейные заведения с дрессированной китайской курочкой Черной? Что может быть невероятнее хора «самоваров» (инвалидов, оставшихся без рук и без ног)? И не только «брейгелевская» экспрессия здесь важна. Каждый рассказ у Кочергина отточен и закончен. Несмотря на густоту и экзотичность материала, здесь нет лишних деталей и неточных слов. «Уважение к делу потеряли, вот и слова пошли не те. Смысел слов перевернут, и жизнь вся наша наоборот-нашиворот покатилась», – говорит у Кочергина один потомственный «швальник» портной. У Кочергина все слова – «те». По существу он отпевает послевоенный Петербург. Почти каждая новелла книги звучит как поминальное слово. Но без тоски и без уныния.
Эдуард Кочергин. «Ангелова кукла». – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2006