Трудности перевода

Одна моя коллега, родительница со стажем раза в два больше, чем у меня, как-то рассказывала о своем супруге: тот сетовал, что детей следует выдавать родителям, только когда им исполнится года полтора. Именно тогда дети приобретают достаточную интерактивность и общение с ними становится fun.

Поскольку высказывание это коллега привела в качестве примера того, что мужчины ничего не понимают в детях, у меня не было выбора, кроме как согласиться: общение с детьми – это fun с самого начала, видимо, с момента зачатия.

Хотя, конечно, я больше согласен с ее мужем. До определенного момента ребенок представляется мужчине неким загадочным существом: безусловно, очень важным и сильно меняющим жизнь, но при этом польза его до поры скрыта, а сфера применения неясна.

Возьмем, к примеру, утюг. С момента покупки в магазине его назначение понятно и процедуры обхождения с ним очевидны. А ребенок? Вроде как делаешь все по инструкции, а какой от этого выхлоп – кроме того, что в книжках описано как «родительское умиление», – неясно.

И действительно, выхлоп становится понятен по мере того, как в ребенке нарастает интерактивность. В этом и есть fun – смотреть, как незамутненный рассудок самостоятельно классифицирует и определяет для себя связи и причины окружающего мира. Как он, нисколько не сомневаясь в том, что является центром и единственной причиной сущего, это сущее пытается подчинить.

Возьмем к примеру, прекрасную Z, мою полуторагодовалую дочь. Основное ее (как это называется – гносеологическое?) открытие: если закрыть глаза, то окружающий мир послушно исчезает, включая неприятные и раздражающие элементы.

На ее языке эта процедура называется «ку-ку»: ладошками закрываются глазки, и все исчезает. Уберешь ладошки – все возвращается. Это, замечу, важнейшие открытие – умение управлять окружающим миром. Еще один, не менее значительный вывод: окружающий мир реагирует на подаваемые голосом команды.

Правда, прекрасной Z пришлось несколько потрудиться, чтобы научить окружающих людей понимать ее слова (нам, по моим расчетам, осталось 6–8 месяцев до начала говорения). Но успех налицо. Z совершенно точно воспроизводит плач именно той тональности, которая приводит к немедленному устранению любых вызвавших его причин. Однако плач – и она уже это поняла – средство пускай и эффективное, но неточное. Топором, конечно, можно вырезать фигурку нэцке, но долго придется сидеть, высунув язык, не имея права на ошибку. Поэтому мы разрабатываем свой собственный словарь и учим окружающих его понимать.

Кажется, лично я недавний экзамен сдал на «пять». Мы с Z провели наедине вместе несколько часов и – вы знаете что – впервые мне было по-взрослому интересно с ней общаться. Нашли, так сказать, общий язык.