Обретение наследия
Злоба дня ни в коей мере не разрывает художественной ткани романа. Он написан ровно, спокойно, с легким юмором, несмотря на трагизм происходящих в нем событий. “Наследие утраты” – образцовый пример “постколониальной” литературы, изучение которой, как известно, породило даже отдельное направление в западной академической науке (postcolonial studies). У Киран Десаи мы обнаруживаем классический для этого отсека литературы набор проблем и героев, которые постоянно балансируют между собственной национальной неповторимостью и зачарованностью культурой бывших колониалистов, между любовью к дому и жаждой побега. Один из главных героев романа – судья в отставке, который когда-то отучился в престижном Кембридже, навсегда полюбил Англию, несмотря на пережитые там унижения, но вернулся в Индию и оказался всем чужим. С судьей живет его осиротевшая внучка, которая влюбляется в своего репетитора, а тот вскоре присоединяется к повстанцам в Непале, сражающимся за свою национальную независимость. Третья линия романа – жизнь индийских нелегалов в Нью-Йорке, запертых в нищету, обреченных оставаться на дне.
Похоже, что Киран Десаи, выросшая в Индии, получавшая образование в Англии, а последние годы живущая в Америке, вырастила свой роман из личного опыта. На церемонии вручения премии она рассказала, что работа над книгой продолжалась семь лет, по мелким кусочкам – причем для того чтобы написать “индийские” части, она специально ездила на родину.
Естественно, что глобализму Десаи предпочитает “мультикультурное” внимание к каждой нации, а одну из причин экстремизма видит в угнетении людей. Вообще, кажется, романы о том, как актуальная политическая реальность преломляется в частных человеческих судьбах, и есть сегодняшний европейский мейнстрим. Неделю назад, например, премию Deutscher Buchpreis, немецкий эквивалент “Букера”, получила Катарина Хакер за роман “Нищие”. Действие его постоянно озаряется всполохами мировых катаклизмов (11 сентября 2001 г., события в Ираке), которые непосредственно влияют на жизнь главных героев – обычных людей. Одиночество, неприкаянность, незащищенность персонажей перед лицом политических катастроф пока что вызывают большее сочувствие, чем гомосексуальные драмы, перетягивая даже тягу к политкорректности.