Не стреляйте в черных лебедей
В “Гадких лебедях” правит бал генетическая аномалия. В одном отдельно взятом российском городке – по неизвестным причинам – строится странное пугающее человеческое будущее. Сначала в городке возникла аномалия экологическая. Там постоянно идет дождь (этакий всемирный потоп местного масштаба), состарившиеся дома с вывесками образца 1960-х ушли в воду – какой по фундамент, а какой и по пояс. Там постоянная ночь, а в небе инфракрасное свечение, так что темный город еще и окрашен красным светом.
Дождь ли, свет привели к появлению мутантов (а может, пришельцев) – их остроумно окрестили мокрецами. Они что твои иноки в монастырях со строгим уставом. Их лица кошмарны – поэтому они прячут их под уродливыми черными масками. Вокруг города они создали защитную энергетическую зону: попытки несанкционированно преодолеть ее приводят к летальному исходу. А в самом городе прибрали к рукам интернат для одаренных детей, где заменили собой преподавателей. Дети теперь тоже ходят в черном, никогда не улыбаются, глядят не моргая, увлечены высокофилософскими спорами и уверены, что человечество ждет интеллектуальная деградация. Фактически дети отринули человечество и перешли на сторону нового, более интеллектуально развитого гуманоидного вида, который сам себя мокрецами не величает. Дети даже организовали радиостанцию типа “Свободы” и пытаются перепропагандировать человечество с помощью ученых диалогов. Многие эксперты уверены, что мокрецы – враги, чужие. Что их цель – уничтожение человечества. И что не зря они перетаскивают на свою сторону именно детей. Как говорится в фильме: “Кто управляет детьми – тот управляет будущим”.
Впрочем, мокрецы не препятствуют присутствию в зоне милиции и миссии ООН, которая пытается понять, что со всем этим делать. Одним из членов миссии становится русский писатель-эмигрант (его изображает экс-премьер театра Анатолия Васильева, работающий на Западе актер и режиссер Григорий Гладий, кажется, не снимавшийся у нас после “Музыки для декабря” Ивана Дыховичного). Дело осложняется тем, что в интернате учится его дочь, которая, судя по всему, уже отринула отца – пусть по людским меркам и интеллектуала, но всего лишь несовершенного человека.
Идея “доиграетесь” по отношению к человечеству настолько здравая, что не поспоришь. Ноль человечеству ставила в “Астеническом синдроме” и “Трех историях” еще несравненная Кира Георгиевна Муратова. Вместе с тем “Гадкие лебеди” вызывают у меня, что называется, сомнения. Речь при этом и о форме фильма. Он изумительно красив (и, кстати, интересен – тоже не последнее качество для серьезного кино). Мало того что цвета играют на экране благодаря постоянным струям дождя и морям разливанным, так фильм еще и построен на цветовых переходах: в нем есть эпизоды желтые, синие, красные – увидите сами. Но красивые кадры входят в противоречие с непрекращающимися рациональными спорами о человечестве. Фильм вроде бы требует отдаться зрению. Споры же настойчиво взывают к ушам. Некоторый изобразительный минимализм фильму бы не помешал. Тем более что многие живописные детали (может, ошибаюсь) нужны для повторного объяснения того, что уже ясно: город – это зона. Как в “Сталкере”. Таким образом, “Гадкие лебеди” подчеркивают свою родственность с другим – кажущимся пока всевековым – фильмом про ограниченность быть человеком, тоже сделанным по произведению Стругацких. Тут и то значимо, что во время съемок “Сталкера” молодой тогда Лопушанский был ассистентом Тарковского.
Но есть сомнения и по сути. Они вызваны тем, что фильм только некоторое время обманчиво пугает зрителя немигающими глазами “гадких лебедей” – интернатовцев в черных одеждах, трупом человека в приграничной полосе города мокрецов и тревожной музыкой композитора (он же продюсер фильма) Андрея Сигле (в ней чувствуются переклички с Анджело Бадаламенти и – опять-таки не случайно – Эдуардом Артемьевым времен “Соляриса” и особенно “Сталкера”). А потом принимает в споре одну из сторон, давая понять, что из “гадких лебедей” и впрямь должны были вырасти... даже не знаю кто, если учесть, что из гадкого утенка вырос именно что прекрасный лебедь. Значит, не лебеди, а еще лучше. Уж очень неприятно выглядят защитники интересов традиционного человечества. Уж очень неприглядно ведет себя человечество в финале.
Но, во-первых, эти лебеди с их неотразимой логикой выглядят все-таки ходячими компьютерами. Конечно, компьютер уже сейчас обыгрывает в шахматы Каспарова и, вероятно, скоро сочтет себя более достойным, чем мы, представителем разума. Но чему тут радоваться? Во-вторых, высокофилософские споры “лебедей” выглядят все-таки – нечаянно – самопародийными, что заставляет сомневаться: а действительно ли открылись перед “лебедями” новые интеллектуальные горизонты? В-третьих же, да, человек в массе своей убог. Но едва ли, чтобы исправиться, ему так уж необходимо эволюционировать в новый гуманоидный вид, да еще такой страшнющий и относящийся к себе с такой серьезностью, как “мокрецы”. Ему бы для начала овладеть хотя бы миллионной долей тех знаний, которое выработало собственно человечество.