Безделушки и немного вина
В фильме “Истина в вине” спившийся аристократ (его играл сам Иоселиани) спасался от буржуазной скуки, отправляясь в свободное плавание на крошечной лодке. Пролетарий из “Утра понедельника” также пропадал без вести – убегал от семейной и рабочей рутины в чудесную Венецию. Герой “Садов осенью” – министр Венсан – тоже рад выпасть из изматывающей повседневности. Изо дня в день он не глядя подписывает какие-то законы, посещает официальные встречи, а на рабочем месте играет в карты. Жена Венсана давно крутит роман с его подчиненным. Самое время уйти в отставку, вернуться к старушке-матери, смешно сыгранной Мишелем Пикколли, отыскать старых друзей и возлюбленных, завести новых и собрать всех вместе на пикнике в осеннем саду...
Название ленты многозначно. Возможно, речь идет о райских садах: фильм открывается сценой в мастерской гробовщика, чьи колоритные клиенты выбирают себе посмертное ложе и лавируют меж вертикально стоящих саркофагов. В нем можно расслышать и эхо чеховского сада, учитывая, что непреходящим лейтмотивом Иоселиани является распад традиционных укладов и закат высокой культуры (в том числе кинематографической). Впрочем, с нашествием различного рода варваров он уже примирился.
Как обычно, его “культурная” рефлексия согрета заразительным юмором, который многим напоминает о гэгах и социальном бурлеске Жака Тати. Выкрутасы господина Юло, постоянного героя Тати, действовали как буря в пустыне, приводя в хаос внешне надежную и прочную социальную систему. Чтобы подорвать ее, не требовалось ни баррикад, ни революций: достаточно было не знать правил дорожного движения. Иоселиани тоже демонстрирует искусственность социальных масок, причем его безобидный скепсис направлен и на сонную власть, и на суетный народ, которые одинаково слепы и нелепы в своих побуждениях.
Похоже, мир Иоселиани связан исключительно по горизонтали, в нем нет ни верха, ни низа. Аристократическая вертикаль разрушена, социальные классы смешались, иерархии не работают, а объединение людей возможно лишь поверх идеологических и социальных условностей – на почве, которую питают дионисийское застолье, путешествие на дно винной бутылки, бескорыстное творчество и донжуанское раздолье.
Высокопоставленный министр из “Садов осенью” в одну секунду становится безработным, объединясь с такими же скитальцами – романтиками большого города. Именно по принципу неписаного родства Иоселиани связывает разношерстных героев, среди которых появляется и он сам – в образе мудрого седовласого садовода. В одном из эпизодов они любовно собираются под парижским мостом. Конечно, Иоселиани не был бы собой, если бы не показал этот душевный и поэтичный “интернационал” как чистую иллюзию.
В “Садах осенью” Иоселиани вновь доказывает, что если не Бог, то по крайней мере искусство содержится в деталях и малых формах. Практически в каждом кадре фильма – тысяча примечательных, но ненавязчивых мелочей. Эти безделушки переходят из рук в руки, но за ними стоит куда большая история и “память мира”, чем, например, за копией греческой скульптуры, которую радужно покупает жена Венсана. Горизонталь превалирует и в стиле режиссера. Его камера стоит на уровне человеческого роста, он снимает медленно и длинно, преимущественно на общих планах. Почти невидимый монтаж создает ощущение умиротворяющей непрерывности. “Сады осенью” – это классический кинематограф взгляда, который остается привилегией старых мастеров, а современникам практически недоступен. Возможно, меланхолию Иоселиани питает не только крах культурных императивов. Кино, которому он привержен, тоже становится раритетом, обрекая его поклонников на привилегированное одиночество.