Лабораторная работа
В закрытый исследовательский институт приезжает молодой специалист Иван Дмитриевич Тишков (Федор Лавров) – едва за тридцать, уже кандидат. Он написал статью в профильном журнале, был замечен и приглашен возглавить отдел, изучающий загадочные энергетические поля. Излучение человеческих тел, которое измеряют громоздким прибором, у каждого из добровольцев-подопытных свое, строго индивидуальное (гипотеза Тишкова заключается в том, что предельное значение счетчика – именно “9-7-7”). Но причину появления и функцию полей раскрыть не удается.
Герой блуждает по коридорам, ловит на себе взгляды подозрительного монтера (французский режиссер Леос Каракс) и подопытной девушки Риты (Клавдия Коршунова), недоказанность существования которой дает основания сравнивать “977” с “Солярисом” Тарковского. Коллектив НИИ между тем живет своей привычной жизнью и не торопится принять новичка – вернее, торопится его отторгнуть.
Написанный пять лет назад сценарий Николай Хомерики не выбирал: продюсер Арсен Готлиб фактически “распределил” подопечного режиссера в этот проект – так, должно быть, распределился после вуза Иван Дмитриевич Тишков. Не суть важно, какие изменения внес в задание лабораторной работы Хомерики (серьезные), важнее то, что получилось на выходе.
Как и его герой-неофит, извне попавший в замкнутую систему, режиссер – чужой своему собственному фильму: какое, действительно, может быть дело выпускнику парижской киношколы Le Femis до “почтового ящика”? Получается отчуждение в арифметической прогрессии. Ручная камера, следящая за персонажами из-за угла, из-за спины, через дверные проемы – идеальное формальное выражение этого отчуждения.
Работа Хомерики больше всего похожа на документальный фильм, снятый заплутавшим в коридорах НИИ инопланетянином. Его внимание надолго приковывают такие удивительные предметы, как кипятильник или неподвижные стрелки огромных часов. Темные коридоры, стеллажи с книгами, облупившаяся стена подсобки, дорожка, уводящая в заброшенный парк... Не пытаясь подслушивать, он все-таки отмечает про себя все эти старомодные обращения друг к другу по имени-отчеству, лестничные сплетни сексуально-производственного характера, натужный гедонизм подопытных бездельников, все эти чекушки в папках с личными делами, присказки вроде “Котик лапку опустил в синие чернила...” и тосты за “женское счастье”.
Поклонники философской фантастики не найдут откровений в картине Хомерики, у разборчивых киноманов стимулов для просмотра чуть больше. Опыты, которые ставят сотрудники института, гораздо менее интересны, чем чисто теоретический, не имеющий прикладного смысла эксперимент, учиненный над самим собой молодым перспективным режиссером – он создал зачем-то убедительный мир, а потом полностью от него отстранился.
Однако помимо невнятного генезиса и неопределенности творческих задач есть в этом фильме нечто, что не позволяет от него попросту отмахнуться.
Тревога, которую поначалу принимаешь за реакцию на выматывающее жужжание электрического измерителя, кажется, имеет совсем другое происхождение. Немного посторонний и новому русскому кинематографу, режиссер Хомерики вольно или невольно совершает открытие поважнее тишковского. В душе своего зрителя он обнаруживает тщательно скрываемую эмоцию: усталость от монструозных порождений отечественной киноиндустрии (меченосцев, вампиров, боксеров, бандитов, новых русских, спекулянтов-богоискателей, гламурных девочек) и тоску по младшему научному сотруднику, полузабытому, проклятому мэнээсу. По Иванушке-дурачку, идеалисту и неудачнику, который мечтает докопаться до истины и может хватануть в благородном порыве смертельную дозу радиации – как герой Баталова в “Девяти днях одного года”, за которым совсем не случайно наблюдают в рамках культурного отдыха подопытные кролики Николая Хомерики.