Ракетку мне!

На сцене – нашпигованный электроникой компактный бадминтонный корт с системой подвижных мониторов (The Wooster Group начали использовать их еще в 1970-х). Игра, которой развлекают себя пасынок афинской царицы Федры Ипполит и его наставник Терамен, озвучена хлесткими аудиоэффектами (удар, звон стекла). Актер – деталь конструктора, которую можно вставить в хайтековскую декорацию целиком, но интереснее разъять на части. Разъединить персонаж и его речь (один актер открывает рот, другой читает текст в микрофон). Отделить тело от движения: Федра (Кэйт Вальк) куклой торчит за монитором, а на экране топчутся ее ноги, меняя одну пару обуви за другой. Всякий жест кодифицирован – не то алгоритмом компьютерной программы, не то памятью о классицистском каноне.

Воздушная красота названия объясняется формально – текст драматурга Пола Шмидта, опираясь на сюжетную схему Расина, микширует фрагменты из Еврипида и “Правила игры в бадминтон” Международной федерации бадминтона.

Почему? Во-первых, игра, распорядок дворцовой жизни и принципы классицистской драмы равно формализованы, подчинены жестким правилам. Подчинена ли им любовь – вопрос почти риторический: судьей на корте служит Венера.

Во-вторых, The Wooster Group переводит расиновский сюжет в область голой физиологии, глумясь над фитнес-культом: преступна не страсть царицы к пасынку; важно, что Ипполит рекламно молод и здоров, а Федра клинически, карикатурно недужна. Ее трон – передвижной унитаз: царице постоянно делают клизмы, и даже яд она принимает анально; подробность, которая была бы тошнотворной, не будь этот физиологический комизм настолько стерилен. Ипполит подтирается во время игры так изысканно-небрежно, что, когда Федра подносит к лицу пропахший его пахом платок, жест выглядит непристойным не сам по себе, а в силу подчеркнутого аристократизма и ледяной иронии, с которой выворачивается наизнанку невинное сценическое клише.

Наконец, в-третьих. “Мне просто было видение: птички, летающие вокруг...” – комментирует визуальное решение спектакля Элизабет Ле Компт, и эта мечтательная фраза уравновешивает холодный сарказм “Воланчика”. А ведь правда: из десятка вариантов спортивного состязания Ле Компт выбрала самый изящный. Федра ощипывает воланчик как ромашку: “любит – не любит”. Сама игра в тесном сценическом пространстве напоминает скорее фехтование: стремительные выпады-удары, резкие свистки судьи. Пластически и ритмически “Тебе, воланчик!” выверен настолько, что позволяет оставить вопрос об актуальности (или оригинальности) трактовки античного мифа. И оценить чистоту театрального языка, в котором именно предельная жесткость артикуляции придает ценность случайности, выходу за рамки правил, свободе.

Воланчик, лети!