Истина все там же
“Хороший год” – из тех фильмов, где сюжет практически не важен. В данном случае он нужен лишь затем, чтобы растянуть на два часа единственную и абсолютно самодостаточную мысль о том, что ничего прекраснее собственного виноградника на юге Франции в этой жизни попросту не бывает – по крайней мере, из материальных ценностей.
С точки зрения жанра историю самоуверенного гения лондонской биржи (Рассел Кроу), приехавшего в Прованс продавать шато покойного дядюшки, следует назвать лирической комедией о бегстве от современной цивилизации к простым пейзанским радостям. Но едва ли не половина очарования фильма именно в том, как Ридли Скотт обыгрывает типичность и предсказуемость фабулы. Воспоминания героя о дяде, хрестоматийном жизнелюбе и резонере (Альберт Финни). Роман с норовистой официанткой из соседнего городка (Марион Котийяр), с ходу объясняющей англоязычным посетителям, что ближайший “Макдональдс” в Авиньоне. Американская кузина-блондинка (Эбби Корниш) с наивным взглядом, гигантским рюкзаком и неожиданными винодельческими познаниями. На каждом из этих сценарных поворотов режиссер притормаживает с той ироничной грацией, которая позволяет совершенно расслабиться и наслаждаться летними пейзажами, игрой света, благородной обшарпанностью старого поместья и неизменно изумляющими приезжего приметами местной жизни – от энергичных троекратных поцелуев мимо щеки даже при первом знакомстве до противно гавкающего le petit сhien, норовящего из чисто природной вредности обмочить ваш ботинок.
Чего в “Хорошем годе” не сыскать, так это общеизвестных туристических приманок Прованса, – скажем, знаменитые лавандовые поля не появляются на экране ни разу (зато из сушеной лаванды прямо в доме – к комическому ужасу иностранцев – то и дело выползают скорпионы). Что касается вина, то в дядином шато оно (шутки ради) такого качества, что мало-мальски понимающий человек в состоянии лишь прополоскать этим бледным напитком рот и с отвращением сплюнуть.
Имеется, правда, в погребах кое-что и для сугубых знатоков, потому что работающий в шато винодел недаром напевает песни любимой лозе; но это не бог весть какой сюжетный ларчик. Главная прелесть “Хорошего года” все-таки в деталях. В том одновременно насмешливом и влюбленном взгляде, который мягко подсвечивает каждый кадр и придает сентиментальности пряный, но ничуть не приторный привкус. В видимом удовольствии, с которым играют здесь решительно все – от Рассела Кроу с его расслабленным, каким-то совсем домашним воскресным шармом до Изабель Кандилье, чья роль расторопной экономки, кажется, целиком состоит из хлопанья ресницами, всплескивания руками и щипков (по старой памяти) героя Кроу за потяжелевший с детских лет зад.
Когда герою звонит из Лондона старый друг и уныло интересуется, как скоро лучшему биржевому игроку наскучит спать до обеда, пить вино и заниматься любовью, у Рассела Кроу такое лицо, что, кажется, еще чуть-чуть, и замурлыкает. В общем, чтоб я так жил.