Жан-Пьер Гарнье, генеральный директор GlaxoSmithKline
В фильме “Преданный садовник”, снятом по конспирологическому роману Джона Ле Карра, глобальные фармацевтические компании представлены не в самом лучшем свете. Руководитель одной из крупнейших фармацевтических компаний мира – GlaxoSmithKline (GSK) Жан-Пьер Гарнье называет сюжет романа и фильма “полной выдумкой, далекой от реальности”.
Гарнье вполне хватает реальных забот и без литературы. Успех его фармацевтического бизнеса зависит не только от лабораторных исследований, но и во многом от отношения правительств к GSK: они допускают изобретенные компанией лекарства на рынок, они включают ее вакцины в календарь обязательных прививок, наконец, именно они закупают продукцию компании для больниц.
При этом те же органы власти создают GSK и проблемы: Еврокомиссия пытается указывать компании, где и по какой цене ей можно продавать лекарства, США добились от компании выплаты $3,1 млрд штрафа за трансфертное образование – якобы американское подразделение на протяжении более 10 лет покупало у британского продукцию по завышенной цене, тем самым сократив выплаты налога на прибыль. Гарнье уверен в правоте действий компании, но готов к компромиссу с властями “в интересах акционеров”.
В России GSK пока еще не наладила постоянный диалог с властями. Гарнье недоволен тем, что доходы от продаж в России, несмотря на популярность Coldrex, Panadol и зубной пасты Aquafresh, не превышают 0,1% в общей выручке компании. Чтобы доказать серьезность намерений, компания заключила соглашение о поставках в Россию лекарства для ВИЧ-инфицированных со скидкой более 70%. В интервью “Ведомостям” Гарнье рассказал о том, как GSK готовится к покорению российского рынка.
“Мы хотели бы построить что-нибудь и в России”
– В октябре ваша компания объявила о намерении вложить 500 млн евро в строительство нового завода во Франции. Почему не в России?
– Мы хотели бы построить что-нибудь и в России. Честно говоря, мы очень хотим сотрудничать с государством в развитии инфраструктуры для производства вакцин и, может быть, лекарственных средств. Но для этого нам в России необходима система, которая позволяет высоко оценивать новые инновационные продукты и которая учитывает пользу массового предупреждения заболеваний.
– А сейчас такой системы в России нет?
– Не до такой степени, чтобы мы могли работать совместно. Например, вы знаете, что такое модернизированная версия АКДС (ацеллюлярная вакцина против коклюша, дифтерии, столбняка. – “Ведомости”)? Это вакцина второго поколения. Она пока не используется массово, но мы думаем, что она может заменить использующиеся вакцины. Эта вакцина уже продается в России, но пока не входит в национальный календарь профилактических прививок. Сейчас настало время совместно с российскими властями начать проект, в рамках которого GSK могла бы помочь в создании инфраструктуры для производства вакцин в России. Мы обладаем соответствующими технологиями. У нас уже есть небольшое предприятие в Подмосковье по производству рекомбинантной вакцины против гепатита В.
– Но этот завод только разливает вашу вакцину, а сама вакцина импортируется.
– Да, у нас здесь только часть процесса производства. Дело в том, что производство вакцин гораздо сложнее производства фармацевтических препаратов. Большинство вакцин производится поэтапно, а весь цикл занимает шесть месяцев. И почти не бывает так, чтобы весь процесс проходил в одном месте. В случае с вакциной от гепатита В мы в России выполняем только два этапа, но хотели бы увеличить это количество.
– И что мешает это сделать?
– Нет каких-то специальных барьеров. Просто нам нужно выработать программу сотрудничества с российским государством, чтобы скоординировать наши усилия. Если нет рынка для наших последних вакцинных разработок, если они не включены в календарь прививок, у нас немного оснований для инвестиций. Но я уверен, что уровень жизни в России растет очень быстро и что Россия – великая страна, которая обладает всеми средствами для организации иммунопрофилактики своего населения самыми современными вакцинами. И она к этому придет, а мы хотим предоставить ей свои услуги.
– Насколько велика разница между ценой на вашу вакцину, допустим, “Энджерикс B” и российские вакцины от гепатита?
– Федеральное правительство проводит конкурсы среди производителей вакцин, и мы, чтобы в них участвовать, снижаем цену до конкурентоспособного уровня. Иначе мы не сможем выигрывать в таких конкурсах. Наша вакцина сейчас поставляется в рамках национального проекта “Здоровье” для вакцинации детей и взрослых против гепатита В. Мы, конечно, занимаем не весь рынок, но какая-то доля у нас есть.
– А какие вакцины вы бы хотели включить в российский календарь прививок?
– У нас разработана вакцина для профилактики рака шейки матки – это инновационный продукт для женщин, способный предотвращать развитие этого очень серьезного заболевания. Рак шейки матки – вторая по частоте причина женской смертности среди онкологических заболеваний после рака молочной железы. Наша вакцина позволяет снизить риск его развития более чем на 80%, и многие страны собираются проводить вакцинацию значительной части своего женского населения. Это еще одна открывающаяся возможность сотрудничества с российским государством.
– С кем из российских чиновников вы встречались во время своего визита?
– На этот раз я не встречался ни с кем из чиновников. У нас есть интересные и важные проекты, которые мы пока детально прорабатываем и хотим предложить российскому правительству.
– У вас есть стратегия работы на российском рынке?
– Да. Наша базовая стратегия во всех странах одинакова: мы делаем акцент на инновациях, уникальных продуктах и сотрудничестве с государственными органами, ответственными за здравоохранение. Принципиальный момент для нас – работать в странах, где полностью соблюдается защита прав интеллектуальной собственности. Это очень важно.
– А Россия в число таких стран попадает?
– Россия в этом направлении значительно совершенствуется. Еще предстоит большая работа, особенно в том, что касается защиты данных. На меня произвели большое впечатление перемены, которые произошли здесь с момента моего последнего визита [в 2001 г.]. Надеюсь, что эта положительная динамика сохранится, и я с нетерпением жду возможности начать работать в союзе с российским правительством.
– Когда это может случиться?
– Думаю, как только мы создадим основу для сотрудничества в области вакцин. Примеры сотрудничества в других областях здравоохранения уже имеются: некоторое время назад было подписано соглашение о поставках в Россию лекарств для ВИЧ-инфицированных. Они могут спасти жизнь десятков тысяч пациентов. Это один из примеров нашего сотрудничества. Но можно сделать гораздо больше.
– Каковы условия этого контракта? Вы ведь сделали большую скидку на эти лекарства для российского правительства?
– Не хотелось бы вдаваться в вопросы ценообразования. Скажу лишь, что для России это соглашение на очень хороших условиях.
“Цена соответствует уровню развития экономики”
– А почему вы пошли на такую большую скидку?
– Мы лидеры в производстве препаратов для больных с вирусом иммунодефицита. Наша компания разработала большую часть таких препаратов. Мы занимаем 1-е место по поставкам этих лекарств в Африку и другие регионы, где СПИД достиг масштабов эпидемии. Наша компания всегда оказывает поддержку государствам, которые борются с распространением СПИДа. Мы увидели, что российское правительство действительно озабочено этой проблемой, и решили помочь ему в решении этой задачи. Мы снизили цену очень существенно. Врачи, которые будут использовать препарат GSK, поймут, что это самый современный и лучший способ защиты от распространения болезни.
– То есть вы таким образом хотите подтвердить серьезность своих намерений в отношении России?
– Конечно, мы всегда были серьезно настроены насчет работы в России и даже создали здесь одно из первых совместных предприятий в своей отрасли. Мы входим в двадцатку крупнейших компаний в мире и могли бы поделиться накопленным опытом с российским правительством. Оно располагает точной информацией о состоянии здравоохранения в стране, а мы знаем многое о здравоохранении в других странах. Это могло бы помочь нам установить очень плодотворный диалог.
– Почему GSK устанавливает разные цены на одни и те же свои продукты в разных странах?
– Мы поставляем продукцию на рынки более чем 100 стран с различным уровнем экономического развития и состоянием системы здравоохранения. Цены, устанавливаемые для той или иной страны, соответствуют уровню развития ее экономики и здравоохранения. Наша главная цель – вовремя обеспечивать пациентов нужными препаратами.
– GSK выплатила значительные суммы некоторым американским штатам для прекращения судебных споров по поводу завышенных цен на ее продукцию. Почему США должны покупать ваши препараты по высоким ценам и таким образом финансировать значительные скидки, которые вы предоставляете, например, России?
– Я уже частично ответил на ваш вопрос. Эта скидка была предоставлена для того, чтобы увеличить количество закупаемых препаратов и, таким образом, увеличить доступ пациентов к лечению.
– Какая сейчас у GSK выручка в России?
– Это закрытая информация. По меркам местного рынка мы небольшая компания. Но у нас серьезные планы, и мы, безусловно, хотим значительно увеличить свое присутствие.
– Во всех российских аптеках продается ваш Coldrex, а вы называете себя маленьким игроком.
– Наши обороты в России составляют очень маленькую долю в общей выручке компании, при том что Россия – такая огромная страна, член “восьмерки”. Мы пока еще не добились здесь успеха. Я считаю, что мы находимся в России на этапе обучения. Хотелось бы интегрироваться в российский рынок до такой степени, чтобы стать российской компанией, а не просто иностранной мультинациональной компанией. Мы можем многое предложить, и у нас есть амбиции.
– Какие из продуктов GSK наиболее успешны с точки зрения продаж в России в нынешнем году?
– Лидер продаж в России – препарат “Серетид”, предназначенный для лечения астмы и хронической обструктивной болезни легких. Этот препарат занимает 1-е место и в продажах компании по всему миру.
– Каких показателей вы бы хотели достигнуть в России и в какой срок?
– Ко вчерашнему дню. (Смеется.) Мы хотели бы прогрессировать постоянно, не устанавливая верхнего предела. Мы просто должны развивать свой бизнес, помогая различным сферам здравоохранения и получая прибыль. Это не тот бизнес, в котором нужно нацеливаться на какие-то цифры. Нужно нацеливаться на проблемы и решать их, например проблему ВИЧ.
– Как вы продаете свои лекарства на российском рынке – через собственное подразделение или через дистрибуторов?
– Мы работаем с оптовыми компаниями. Дистрибуция – не наш бизнес. Наш бизнес – создавать и производить новые лекарственные средства и вакцины.
– У вашей компании имеется один стратегический партнер среди дистрибуторов в России или вы работаете со всеми компаниями?
– Наличие и доступность наших препаратов в больничных учреждениях и аптеках по всей России – ключевая цель развития нашего бизнеса здесь. Поэтому мы работаем со всеми ведущими фармацевтическими дистрибуторами, а также с рядом региональных компаний. Такой подход должен обеспечить наличие препаратов, конкурентоспособные цены и должный уровень обслуживания.
– Российские фармацевтические дистрибуторы, как правило, очень закрытые компании, контролируемые местными предпринимателями. Почему, на ваш взгляд, российский рынок дистрибуции лекарств не становится частью глобального рынка? Это российская специфика или общемировая практика?
– Российский рынок фармацевтической дистрибуции постепенно становится частью глобального рынка. Это подтверждается приходом в Россию таких крупных европейских игроков, как Tamro и Alliance Unichem. Tamro, являющаяся частью Phoenix Group, недавно увеличила свою долю в компании “Роста”, занимающей 3-е место на российском рынке. Ранее сообщалось о приобретении Alliance Unichem российской компании “Аптека Холдинг”, занимающей четвертую позицию.
– Слияние GlaxoWellcome и SmithKline Beecham произошло пять лет назад. Какие плюсы и минусы этой сделки вы сейчас видите?
– Решение о слиянии было принято прежде всего для повышения продуктивности нашей научно-исследовательской деятельности. Фармацевтическая отрасль во всем мире испытывает трудности с разработкой новых препаратов. Поэтому во всей отрасли наблюдался некоторый спад. И было решено перестроить исследовательскую деятельность GlaxoWellcome и SmithKline Beecham на основе слияния. Сейчас мы проводим научные исследования иначе, чем наши конкуренты. В GSK образовалось целое созвездие небольших исследовательских центров, каждый из которых занимается определенным заболеванием. При этом у них значительный уровень автономии, минимум бюрократии. Как результат, они значительно продуктивнее, чем до слияния. Поэтому за последние четыре года, что, прямо скажем, очень немного, мы значительно увеличили свой портфель препаратов, находящихся в разработке. И у GSK сейчас самый крупный в мировой фармацевтической отрасли перечень новых разработок. Так что слияние дало нам огромные преимущества для улучшения исследовательской деятельности. Все остальное гораздо менее важно.
– Могли бы вы назвать какие-либо выдающиеся российские достижения в разработке новых лекарственных средств или вакцин за последние 30 лет?
– Не припоминаю таких достижений. Но, безусловно, российские ученые внесли свой вклад в разработку лекарственных препаратов. Научные исследования, направленные на создание инновационных продуктов, возможны только в условиях гарантированной защиты прав интеллектуальной собственности, которых пока нет в России. Мы надеемся, что вступление России в ВТО улучшит ситуацию с защитой прав интеллектуальной собственности.
“В самолете я провожу два дня из трех”
– Ваша компания сейчас занимает 2-е место в мире по производству лекарств. Хотели бы вы занять 1-е место?
– Для меня это ничего не значит – № 2 или № 1. Мы хорошая компания, которая находится в процессе превращения в великолепную. Самое важное для нас – это то, что мы делаем для пациентов, для профессиональных медиков, для наших сотрудников, для акционеров. А не то, какое место мы занимаем в рейтингах.
– То есть вы не планируете слияния с кем-то еще?
– Мы совершаем слияния, только если они существенно изменяют компанию к лучшему. Сливаться с кем-то только ради увеличения масштабов мы не будем.
– В сентябре GSK разрешила свой давний налоговый спор с правительством США и согласилась выплатить штраф в размере $3,1 млрд. Почему компания прибегала к такой практике?
– Компания была уверена в своей правоте. Однако, принимая во внимание масштабы возможных финансовых и организационных издержек при дальнейшем судебном разбирательстве, в интересах своих акционеров компания приняла решение пойти на такой шаг.
– Вы француз по происхождению, долго работали в США и пять лет руководите британской компанией. Кем же вы чувствуете себя – гражданином мира или все-таки французом?
– Определенно гражданином мира. Я жил во многих странах, много путешествовал и в самолете провожу каждые два дня из трех. Корни у меня, конечно, французские, но сердце уже международное.