Без понятия
Выставочный цикл “Лексикон современного искусства” был задуман как популяризаторский, помогающий правильному восприятию актуальных художественных практик. Но после выхода романа Виктора Пелевина “Empire V” связь между нашим “выстраданным в нищете гламуром и выкованным в боях дискурсом” ясна и рядовому пользователю массовой культуры. И хотя писатель этим вампирским союзом пугает – нам не страшно, а смешно. В книге про кровопийц, как и в прошлых романах того же автора, описано то, что заканчивается. В том числе замечен и явный кризис радикального современного искусства, словарь которого рожден постмодернистским философствованием, с которым у Пелевина отношения такие же, как у Дон Кихота с мельницами.
Выставка, открывшаяся в фонде поддержки визуальных искусств Елены Березкиной “Эра”, – приятный во всех отношениях, давно (с тех пор как наше современное искусство переехало из подвалов в красивые галереи и его начали покупать) сложившийся союз арт-дискурса и экспо-гламура. За смысл тут отвечает Александр Панов, арт-критик и куратор, а модненький хайтековский выставочный зал как раз представляет мир глянцевого благополучия.
Художников в выставке участвовало всего три, и все хорошие. Заслуженный московский концептуалист Никита Алексеев с темой формально справился. Его серия бонтонных пастелей “Привидение собаки Роки во дворце Дерева-Метлы” снабжена, как полагается, текстом с долей мистификации. Алексей Каллима, вошедший в наше современное искусство с политической чеченской темой, выставил серию бытовых натюрмортов (его кроссовки, его велосипед, одуванчики), прилежно нарисованных углем на бумаге. Николай Полисский продемонстрировал яркие фотографии и хорошо смонтированное видео своих художественных акций в деревне Никола-Ленивец. Деревенские жители сплели для выставки две красивые колонны, очень подходящие к буржуазному интерьеру.
Если смотреть на все это философически, то можно заметить, что Алексеев предпочел роль усталого от собственной начитанности (Дерево-Метла будто бы образ японской поэзии) и частых встреч с искусством европейского буржуа. Каллиме надоело представлять себя уроженцем Грозного, и он выступил “просто художником”. А Полисский, пародируя традиционные русские образы барина-благодетеля и председателя передового колхоза, несет в крестьянские массы труд и культуру.
Но задумываться над выбранной идентичностью надобности нет. Как честно признался Александр Панов, убежденный левак-умник, но вменяемый, “изначально замысленная интеллектуальная провокация завязла в русской душе, как в весеннем поле”. Туда ей сегодня и дорога.
Базовые понятия и актуальные смыслы, конечно, обогащают гламур, но и тают в его неге без осадка. Выставка, задуманная как пропагандистская, вышла традиционной, лирической. Описывать ее удобнее словами, не входящими в лексикон современного искусства. Можно, например, отметить качество штриховки в рисунках, похвалить цветовую убедительность пастелей, обсудить высокие цены на произведения никола-ленивецкого промысла.