Я не видел, но скажу


То есть сегодня-то его, скорее всего, посмотреть уже можно: рассказывают, что на «Горбушке» фильм мелькал еще в середине недели. Но сразу честно говорю: фильма с длинным названием «Борат-и-что-то-там-такое-Америки» я так и не видел. Хотя вроде бы журналистская профессия обязывает меня сразу добывать всякое жареное и актуальное. Тем более если речь идет о коллеге: ведь герой неполиткорректного британского комика Саши Барона Коэна как бы казахский журналист. Да и вообще история актуальнее некуда: странная (как говорят) и (по слухам) совершенно маргинальная картина делает феноменальную кассу, достойную любого блокбастера, и при этом фильм состоит (насколько известно) сплошь из неполиткорректных неприличий. На продюсеров подают в суд актеры, на Коэна обиделись казахские чиновники, румынские крестьяне, евреи, негры и два мексиканца; фильм то ли запрещен к прокату в России, то ли нет. И вот пожалуйста –нигде не посмотришь.

То, что в Москве решительно не достать хоть какого-то нового фильма, уже само по себе довольно удивительно для человека, не склонного с порога отвергать услуги пиратов. Но еще более удивительно, как много мы знаем обо всей этой истории и как заинтересованно ее обсуждаем при том, что самого предмета обсуждения никто из нас (ну почти никто) не видел, чего и не скрывает.

И тут вдруг лезут в голову совершенно неуместные аналогии, вспоминается знаменитая фраза, произнесенная почти полвека назад: «Я Пастернака не читал, но скажу». Нет-нет, я не собираюсь сравнивать смертельную травлю автора «Доктора Живаго» с обсуждением какого-то «Бората», я о другом. Упомянутая страшненькая фраза была неоднократно осмеяна как образец сервильного абсурда – как же, дескать, можно конструктивно критиковать то, о чем не имеешь ни малейшего представления? Но смеяться рано: ведь целью «обсуждения» романа была вовсе не какая-то там «конструктивная критика», а просто изничтожение человека, осмелившегося нарушить некие неписаные правила.

Одной из самых характерных черт советской системы была ее недосказанность: ведь, в сущности, никто никому ничего не запрещал. И при этом любой гражданин прекрасно знал, что дозволено, а что нет. И упомянутая фраза вовсе не критическое высказывание (и впрямь абсурдное), а ритуальное возглашение, единственный смысл которого – засвидетельствовать лояльность возгласившего. Какое уж тут чтение Пастернака – это было бы высшим проявлением нелояльности: как же читать то, что партия уже осудила? Для пущей торжественности ритуал совершался в масштабах всей страны: центральные газеты были полны возмущенных писем трудящихся (знаменитая фразочка, кстати, тоже была извлечена из гневного письма какого-то экскаваторщика).

Осмелимся продолжить неполиткорректные сравнения: вокруг «Бората» происходит что-то отчасти похожее. Чиновники разных стран, аккуратно оговариваясь, что сами-то кино не видели, совершают ритуал: уверяют, что оскорблены шутками Коэна.

При этом достоинства самого артефакта как бы уже совершенно не имеют значения. И даже отдаленный аналог того самого экскаваторщика имеется – те двое балбесов-американцев, которые согласились сняться у провокатора Коэна, – несли спьяну в камеру какую-то антисемитскую (насколько известно) дичь, а потом испугались и подали на комика в суд.

Чего испугались-то? А просто почувствовали, что нарушили некие неписаные правила, и решили подстраховаться. Ну и деньжат заодно срубить, разумеется, – не зря же в их иске так трогательно упоминается о «невыносимых моральных и физических мучениях», которые они якобы терпят. Впрочем, кто их знает, может, и правда терпят? Может, их там с каким-то особым цинизмом вывели. Фильма-то я не видел.