Майкл Хандлер, председатель совета директоров Russian Re
“Простите, что не могу говорить с вами на языке Толстого и Достоевского”, – извиняется в начале нашей беседы 59-летний Майкл Хандлер, большой поклонник не только русской литературы, но и русской водки. Австриец закуривает внушительных размеров сигару и показывает запонки в форме австрийского двуглавого орла – он чтит историю и традиции. Хандлер, региональный директор по Европе американской Guy Carpenter, уже три года возглавляет совет директоров “Русского перестраховочного общества” (Russian Re). Эта компания была создана в 1992 г. полусотней российских страховщиков для организации перестраховочного бизнеса в России. Со временем ее акционерами стали три американских гиганта страховой индустрии – AIG, АСЕ и Marsh & McLennan. Но бизнес их российской компании невелик, хотя Russian Re и считается одним из лидеров рынка. В интервью “Ведомостям” Майкл Хандлер признался, что иностранные компании просто стремятся “заранее занять прочные позиции на формирующемся рынке”, потенциал которого раскрыт пока лишь на 20%.
– Вы довольны темпами развития бизнеса Russian Re в России?
– Акционеры очень довольны тем, как развивается бизнес компании. Russian Re показывает прекрасные для российского перестраховщика результаты: на протяжении нескольких лет прибыль превышает $1 млн в год. Однако прибыльность перестраховочной компании подвержена колебаниям – страховой и перестраховочный бизнес развивается циклично. Поэтому основной вопрос не в том, как получить сиюминутную выгоду, а в том, как гарантировать прибыльность и жизнеспособность компании в долгосрочной перспективе.
– Какие задачи стоят перед компанией в перспективе?
– Величина компании и темпы ее роста, безусловно, важны, но объем операций не является ключевым показателем. Репутация надежной и профессиональной компании, качество управления портфелем рисков и взаимоотношения с клиентами – вот что ставится во главу угла. Акционеры видят компанию как важную составляющую российского страхового рынка. Сегодня он, как и российская экономика в целом, становится более прозрачным и интегрируется в мировое экономическое сообщество.
– Вы строите перестраховщика мирового уровня или локального игрока?
– В перспективе география деятельности общества, вероятно, будет расширяться, но это не самоцель. Освоение других рынков требует их тщательного изучения, и наши шаги в этом направлении будут крайне осторожными. В ближайшие годы нас будут интересовать прежде всего страны СНГ, Балтии и Восточной Европы. Что касается капитализации, она будет увеличиваться постепенно в соответствии с потребностями рынка. В последние пять лет это происходило за счет полученной прибыли, в результате чего собственные средства компании увеличились более чем в четыре раза. Пока мы считаем такие темпы достаточными для динамичного развития компании. Вкладывать большие средства сегодня нет необходимости, ведь деньги должны работать с максимальным эффектом. Вместе с тем акционеры полностью доверяют менеджменту Russian Re, и, если компании понадобится дополнительный капитал, она его получит.
– В августе стало известно, что немецкая страховая группа ERGO продала 15% акций Russian Re компании ACE. С чем связана эта перестановка?
– При основании компании была заложена идея создания национального перестраховщика с широким международным участием. Контрольный пакет получили российские участники, так как “Русское перестраховочное общество” должно быть российской компанией. Наши первые зарубежные акционеры – Alte Leipziger Europa, AIG и Marsh & McLennan – дали серьезный импульс для развития общества. Впоследствии Alte Leipziger Europa была куплена Munich Re и стала частью группы ERGO, для которой наибольший интерес представляет прямое страхование, а не перестраховочные операции. Кроме того, ERGO всегда интересуется только контрольными пакетами. В итоге немцы приняли решение продать принадлежащие им акции Russian Re.
– Другие зарубежные страховщики проявляли интерес к Russian Re?
– Долю ERGO хотели выкупить многие российские и иностранные компании. К нам обращались зарубежные компании, желавшие приобрести контрольный пакет и даже 100% акций компании. Однако другие владельцы Russian Re не изъявили желания продать акции. Акционеры и менеджмент хотели быть уверенными в том, что философия новых партнеров совпадет с их принципами ведения бизнеса. Выбор остановился на ACE, которая рассматривает эту инвестицию как стратегическую и не стремится стать мажоритарным акционером. Заключению этой сделки способствовало и то, что президент ACE Эван Гринберг хорошо знаком с бизнесом Russian Re еще с середины 1990-х гг.
– Как удается уживаться вместе таким разным акционерам Russian Re?
– У акционеров общие долгосрочные цели. Они не просто обеспечивают капитал, но и поддерживают постоянный диалог с менеджментом. Кроме того, акционеры Russian Re воспринимают друг друга как миноритарных партнеров, поэтому никаких конфликтов и поводов для разногласий нет.
– С какими мыслями вы приняли предложение возглавить совет директоров компании? Что вас привлекло в нем?
– Я австриец и очень ценю историю и традиции. На моих запонках – двуглавый австрийский орел, который очень похож на птицу с российского герба. Я люблю людей, с которыми общаюсь и работаю. Мы братья по духу. Предложение войти в совет директоров Russian Re я получил в 1997 г., а в 2003 г. возглавил его. Это стало для меня настоящим вызовом. Мне предстояло слить воедино российские и западные подходы, философию ведения бизнеса, ноу-хау, а также просчитать стратегию долгосрочного развития компании в условиях быстро растущей экономики. И мне до сих пор очень интересно этим заниматься.
– У Russian Re есть представительство в Киеве. Не собирается ли компания расширять сеть зарубежных офисов?
– Не думаю, что мы откроем офис в Нью-Йорке. Уровень развития информационных технологий позволяет за секунды связаться практически с любой точкой мира, поэтому физическое присутствие не так важно, как раньше. По моему личному опыту, необдуманное открытие новых филиалов и представительств может привести к негативным последствиям. Опасность в том, что зачастую филиалы, стремясь оправдать свое существование, снижают стандарты, заданные компанией, а это прямой путь к убыткам.
– В этом году интерес к российскому рынку проявили многие солидные зарубежные игроки: о планах развивать проекты по перестрахованию жизни заявили Munich Re и Reinsurance Group of America. Чем объяснить подобную активность?
– Россия – огромная и богатая страна, которая к тому же занимает важнейшие стратегические позиции, являясь мостом между Европой и Азией. Экономика страны и ее страховая отрасль растут серьезными темпами. Но потенциал российского страхования, на мой взгляд, раскрыт сегодня лишь на 20%, и вполне естественно, что гиганты европейской и мировой страховой индустрии стремятся заранее занять прочные позиции на формирующемся рынке. Если говорить конкретно о страховании жизни, то в будущем это, конечно, очень привлекательный бизнес. Сейчас его развитие сдерживается из-за того, что молодое поколение в России пока не задумалось о своем будущем в той степени, как делают это их сверстники на Западе. Последние уже давно поняли, что правительства не смогут позаботиться о них так, как частные страховые компании.
– Некоторые российские перестраховщики – “Москва Ре”, “Транссиб Ре” – имеют международный рейтинг финансовой устойчивости. Вы не задумывались о получении такого рейтинга?
– Рейтинговые агентства во всем мире, как правило, ориентируются на большие страховые компании. А что такое большая компания, например, по американским стандартам? Когда в 1974 г. я начал работать в Guy Carpenter, компания с капиталом $5 млн считалась серьезным игроком, а $20 млн капитала – это было вообще здорово. Сейчас же, если у компании нет $1 млрд капитала, к ней никто серьезно не относится. Пока ключевым фактором для рейтинговых агентств будет оставаться размер компании, акционеры вряд ли будут заинтересованы в получении рейтинга. Гораздо важнее то, как компания проводит андеррайтинг, управляет рисками и урегулирует убытки.
– Два года назад в интервью “Ведомостям” гендиректор компании Андрей Поляков рассказывал, что Russian Re работает в основном с крупными рисками. Это направление остается главным?
– Конечно, мы предпочитаем работать с крупными рисками, поскольку в этом случае компания получает возможность реально влиять на рынок, т. е. на тарифы и условия страхования. Сегодня наша емкость составляет $32 млн, и мы принимаем в перестрахование имущественные, транспортные, энергетические риски, занимаемся личным перестрахованием.
– Кто основные партнеры Russian Re на западном рынке?
– Ну не могу же я назвать всех наших партнеров, иначе к ним сразу же побегут конкуренты! Они придут к ним, принесут им убытки, и западные компании станут относиться к России совсем по-другому. (Смеется.)
– А много у компании клиентов в России?
– На сегодняшний день около 120. Мы тщательно выбираем наших партнеров по перестрахованию и точно так же относимся к нашим клиентам – страховым компаниям. Нельзя быть хорошим для всех – это первый шаг к самоубийству.
– Как, на ваш взгляд, меняется российский рынок перестрахования?
– За 15 лет российский рынок стал другим – и менялся он вместе с экономическим и политическим климатом в стране. Еще несколько лет назад компании могли просто называться страховыми или перестраховочными, не занимаясь при этом страхованием или перестрахованием в классическом понимании. Число компаний уменьшилось, их акционеры стали уделять больше внимания качеству капитала, стратегии развития. Сейчас страхование в России развивается по традиционному пути, и в этом большая заслуга органа страхового надзора.
– Вы довольны развитием своей карьеры?
– Я работаю в Guy Carpenter более 30 лет и отвечаю за организацию работы со всеми нашими клиентами в континентальной Европе и на Ближнем Востоке. Как человек, который родился в Австрии и провел 30 лет в США, я был очень рад вернуться в Европу. Я нашел здесь новых друзей и интересных партнеров.
– Что вам нравится в России?
– Больше всего меня привлекает русская душа. Я заметил, что серьезно вырос уровень доверия деловых партнеров друг к другу, стало больше прозрачности, желания общаться. Я вижу, как меняется Москва, как она хорошеет. Я всегда рассказываю своим американским друзьям, что в Россию прилетаю с таким же настроением, как в США 15 лет назад.