Еще один из наших
Мучающие себя и других художники не обязательно русские по крови, большинство творческих людей – чудовищные эгоисты и изощренные мазохисты, у многих современников и знакомцев Челищева был тяжелый и вздорный характер. Но, кажется, именно русские, пережившие катастрофу революции, трагически и навсегда потерявшие родную почву, особенно склонны растравлять свои раны, погружаться в мистику, искать в искусстве высшие смыслы и универсальные законы бытия. Там, где европейца занимает художественная форма, русского – собственное содержание и высшая истина.
Разглядывая работы Павла Челищева на его первой персональной выставке в России, удивляешься разбросанности художника, отсутствию индивидуальной манеры. Совершенно сюрреалистическое, населенное многочисленными уродцами большое полотно “Феномены” (из фонда Третьяковской галереи), “Мадонна с младенцем”, написанная в подражание Пикассо голубого периода, изысканные по цвету, утонченные натюрморты, мрачно монохромные, землистые и темные картины, глубокомысленные “неоновые” абстрактные композиции, эффектный романтический автопортрет – можно подумать, что это работы нескольких авторов разного возраста и уровня таланта.
Челищев принципиально не отождествлял себя ни с одним методом или направлением, видя в определенности ограничение художнической и личностной свободы. Но еще кажется, что ему попросту все быстро надоедало. На выставке (возможно, только на этой) складывается впечатление, что творческие периоды он сменял быстро и кардинально по внутреннему импульсу, а не от того, что поставленные формальные задачи были решены.
Жизненные обстоятельства и внутренние проблемы Челищева, описанные в статьях каталога, были редкостно путаными даже для персонажа парижской богемы. Он родился в фамильном имении близ Оптиной пустыни в 1898 г., учился живописи в революционном Киеве у Александры Экстер, уехал после победы красных через Константинополь сначала в Берлин, потом в Париж, долго жил в Америке, затем в Италии, умер в 1957 г. Увлекался мистикой – читал Пифагора, Беме, Сведенборга. Оформлял спектакли Дягилева и Баланчина. Был замечен Гертрудой Стайн, интеллектуалкой и меценаткой, которую быстро разочаровал. Потом им (а заодно и его любовниками) увлеклась английская аристократка поэтесса Эдит Ситуэлл. Он находил ее похожей на оптинского старца Амвросия и однажды чуть не убил со злости. Эти страсти годились для романа о непостижимых безднах русской души – Ситуэлл его написала.
Но русским художником Челищев не считается. И не потому, что с родной культурой связан нервами и кровью, а в живописи он европеец, космополит. В советское время ему не нашлось места ни в музеях, ни в истории отечественного искусства. Эту ошибку исправляют галерея “Наши художники” и Третьяковка, которая готовит выставку Челищева. Но возвращение малознакомого имени важно не для культуры, а для рынка.
Челищев при жизни имел не шумный и скорее культурный, чем коммерческий, успех. Работы его хранятся в больших и малых европейских и американских музеях, но больше всего – в частных собраниях, а значит, доступны для коллекционеров. Сегодня на антикварном рынке спрос превышает качественное предложение – и картины Челищева будут востребованы. А особенности его разрушительного национального характера только добавят романтического шарма сумбурной живописи. Все же русское искусство больше ценится вместе с биографиями его авторов.