Рабочий класс
Можно представить, каких нервов стоила продюсеру NET Евгении Шерменевой организация показов в промзонах, уже немного обжитых радикальными художниками, но пока что вызывающих только одну культурную ассоциацию: то у вас собаки лают, то у вас руины говорят. Зато британцы из группы dreamthinkspeak, попав в цеха и коридоры фабрики технических бумаг (которая теперь называется арт-центром “Пrоект_Fабrика”), наверняка пришли в восторг. Разруха, сквозняки, уныние и запустение – самое милое дело для их работы “Не оглядывайся”, театрализованного путешествия в загробный мир. Спектакль Тристана Шарпса предлагается считать вариацией мифа об Орфее, спустившемся в царство мертвых за своей Эвридикой, но вообще-то это никакой не миф, а приглашение зрителя на репетицию собственных похорон.
Хоронят тройками, запуская в Аид каждые минут 15. Не вам показывают спектакль, а вы идете сквозь него, как сквозь новеллу Эдгара По или канцелярский кошмар Франца Кафки. В темной прихожей, похрапев и помусолив амбарную книгу умертвий, похожий на завскладом Цербер ворчит, что вы пришли раньше времени, ну да ладно уж, вот вам номерки, идите и никого не будите. И вы послушно влачитесь по коридорам и комнатам, среди сомнамбул во фрачных парах, невест в гробах и призраков в зеркалах, ездите на лязгающем лифте, попадаете в черный ящик с окошком наверху, на которое кто-то кладет цветы. Вас отпевают, заставляют смотреть видео под заунывный скрипичный аккомпанемент и ждать в темноте.
Любовно, аккуратно обустроенный последний путь. Здесь есть своя драматургия, но очень деликатная, не подталкивающая в спину и не мешающая пристальному разглядыванию. Ритм движения задается не только молчаливыми слугами-актерами, но и пространственным монтажом, играми с маcштабом: вот за каким-то подслеповатым стеклом макет комнаты размером с обувную коробку, а вот за углом та же комната в натуральную величину – ее вы пройдете чуть быстрее.
Но чем-то большим, чем хороший аттракцион, эту затею делает все-таки место. Тут ведь, поди, своих, не завозных призраков хоть штабелями грузи. И летаргия совершенно всамделишная: если на выходе из фабрики мельком глянуть в окошко бюро пропусков, можно увидеть привалившуюся к столу фигуру и услышать тихое посапывание, вовсе не запланированное английской режиссурой. Это – идеальная кода.
Энциклопедии дают два значения итальянского слова coda: добавочный стих в поэзии или завершающий раздел музыкальной формы, дополняющий ее основную часть. “Кодой” назвал свой спектакль Франсуа Танги, чей “Театр дю Радо” с 1985 г. обитает в ангаре, прежде служившем гаражом “Рено”. В Москве адекватное спектаклю пространство нашлось на задах Курского вокзала, на переоборудованном в арт-центр винзаводе.
Впрочем, после “Не оглядывайся” “Кода” выглядит чуть ли не традиционным театром: сидишь себе на стульчике, смотришь на сцену, слушаешь французскую декламацию – принципиально без синхронного перевода. Тексты можно прочесть в программке: фрагменты из Кафки, Лукреция, Данте, Гельдерлина и Арто.
Вчитываться бесполезно. “Кода” – куда более крутой авангард, чем британская экскурсия по нижнему миру. Сцена разгорожена кусками ДСП и полиэтиленовыми экранами, артисты непрерывно двигают то и другое с места на место. Тексты то звучат внятно, то заглушаются музыкой или сливаются в многоголосый гул. В мизансценах можно угадывать цитаты из классических полотен, а можно не узнавать ничего: культурное эхо в спектакле – что-то вроде фильтра; вата или молоко, сквозь которое процеживается сценическое время.
Можно сказать, что приключение здесь происходит с пространством. Или уподобить движение всех этих плоскостей и экранов сложной музыкальной структуре, в которой важны не мелодии, а ритмические пропорции, тембровая организация и все те бесконечные тонкости, которые отделяют гармонию от какофонии. В “Коде” их аналогом становятся фактуры материалов, смена освещения и даже работа вентиляторов: легкое движение ткани – как вовремя сыгранная нота. Но меньше всего хочется городить сравнения и множить высокопарности. В “Коде” все как-то на удивление осязаемо и конкретно: время вышло, молоко утекло.