Звезда-калейдоскоп
В российский прокат вышел фильм «Принцесса Аврора» – незамысловатая сказка с элементами балета, которую поставил наследник знаменитой кинематографической династии, французский режиссер Нильс Тавернье. Для нас эта картина – еще один повод полюбоваться на Кароль Буке, одну из самых красивых и знаменитых актрис Франции и всего мира. Накануне выхода картины с Буке встретился корреспондент «Пятницы».
– Вы путешествуете со своими фильмами по всему миру, несколько раз были в России. Уже привыкли быть послом своей страны? Вас не смущает почетная роль «официальной представительницы»?
– Ничуть не смущает. Такова моя жизнь. Я актриса… сама по себе эта профессия не вполне нормальна, чему же удивляться? Смотреть на себя со стороны и видеть странности собственной жизни я уже не могу. Я из семьи, не имевшей никакого отношения к кинематографу, и раньше, когда мне было 14–15 лет, я нередко удивлялась, глядя на звезд. Тогда кино и театр казались мне иным миром, совершенно не похожим на обычный. А теперь, тридцать лет спустя, я потеряла способность смотреть на свою работу как на что-то необычное. Я как булочница: встаю утром и принимаюсь печь хлеб. Другие на него облизываются, но не я. А люди по-прежнему грезят о кинематографе. Я тоже грежу, но вне связи с теми фильмами, где играю сама! Иду в кино и вновь чувствую себя ребенком. Забываю, что сама умею производить этот продукт. Забываю, как это делается. Смотрю на экран и верю каждому слову.
– Давно какой-то новый фильм так вас очаровывал?
– В последний раз это случилось на просмотре скромного американского фильма «Маленькая мисс Счастье». Изумительная комедия, настоящая драгоценность. Кстати, награжденная на фестивале «Санденс». Вот новых французских фильмов я давно не видела. Не знаю, кого и назвать. И русских фильмов я не смотрела уже лет десять. Ни новых, ни старых. Во Франции их найти не так-то просто.
– Чувствуя себя булочницей, вы удивляетесь, когда простые зрители видят в вас звезду из инопланетного мира?
– Нет, потому что я так на это не смотрю, я так не живу. Во Франции я вижу в своей публике родственников – пусть даже дальних. Будто мы знаем друг друга много лет и друг к другу привыкли. Они, может, не знакомы со мной очень уж близко, но им известно обо мне слишком многое. Моя страна превратилась для меня в большую деревню. На юге я вхожу в ресторан или кондитерскую, и меня приветствуют, как старую приятельницу: «Привет, Кароль!» По счастью, я не рок-звезда, ведь народная любовь к этим людям значительно более агрессивна. На меня никто никогда не нападал. Меня любят. Не могу сказать, что вокруг нет сумасшедших: встречаются психи, которые мечтают обо мне, но их не так уж много. Об этом я попросту не задумываюсь. А фотографов, которые так смущают многих моих коллег, стараюсь не замечать. Вот она – разница между Европой и Америкой! У нас можно – и всегда было можно, еще во времена Мастроянни, – ходить по улицам без охранников. Иногда поклонники подходят, разговаривают с тобой, и ничего тут страшного нет. Даже приятно. С другой стороны, могу понять и голливудских актеров: если за тобой охотятся тысяча обезумевших фанатов, хочется как-то защититься от них.
– Как многие знаменитости, вы заперты в статичном образе европейской красавицы. Выбирая роли, пытаетесь как-то разрушить этот стереотип или пользуетесь им?
– У меня и в мыслях этого нет. Мой выбор определяется не столь эгоистическими соображениями. Я выбираю проекты, которые интересуют меня… Вернее, я выбираю те проекты, которые по-настоящему интересуют авторов. Если они одержимы фильмом, то я заражаюсь их одержимостью. Я готова увлечься приключением, которое выдумал кто-то другой, но идея должна быть страстной, даже безумной. Время проходит. Я начала свою карьеру очень юной, восемнадцатилетней, и с годами представления режиссеров обо мне меняются: иначе и быть не могло. Моя свобода растет, мои умения и возможности тоже. Я похожа на калейдоскоп. Картинка составляется постепенно, надо запастись терпением. Тогда со временем перед тобой предстанет цельный образ тебя самой. Теперь я не впадаю в ступор, когда мне делают какое-нибудь странное предложение. Я довольна: это и есть свобода, к которой я стремилась с самого начала. Правда, в самом начале я ее не могла получить. Сперва я не знала сама, на что способна, а теперь люди убедили меня: я способна на многое.
– То есть работа с Луисом Бунюэлем в «Этом смутном объекте желания», прославившая вас на весь мир, не доставляла того удовольствия, которое вы получаете от съемок в теперешних фильмах?
– Все было удивительным, все было странным. Сюрреалистическим, я бы сказала. Я была совершенно неопытной и очень боялась. Прежде всего, боялась быть некрасивой и плохо играть. Я была убеждена, что Бунюэль лжет, когда меня хвалит, что на самом деле он мной недоволен, а я играю отвратительно плохо. Непросто было! Думаю, и ему было нелегко. Работа с Бунюэлем – мечта, сон. Но мне этот сон не снился, я об этом не мечтала. Мне повезло. Почему? Этот вопрос мучил меня с первого съемочного дня до последнего. Я так и не узнала ответа. Никаких причин не было. Чистый случай. На моем месте могла быть любая другая молодая актриса. Но Бунюэль изменил мою жизнь. Ведь он величайший режиссер, и о нем будут помнить всегда. Однако, когда я у него снималась, я ничего этого не осознавала. А поняла лет десять спустя, не раньше. Тогда-то и начала догадываться, что стала актрисой не случайно, что рождена для этой профессии. Прошли годы, прежде чем я начала отдавать себе отчет в своих достоинствах и недостатках.
Не буду скромничать. Теперь, когда я смотрю «Этот смутный объект желания», понимаю: надо было многому научиться, но я была одарена от природы. И говорю себе: «Чего я боялась? Играла-то просто классно. Спонтанно, но классно». С другой стороны, если бы я это тогда понимала, ничего хорошего не вышло бы. Сомнения мне помогли. А когда я смотрела только что законченный фильм, от стыда на экран смотреть не могла! Ужас, вспомнить страшно. А если меня кто-нибудь хвалил, я отвечала: «Само собой, ведь Бунюэль – гений». Помню нью-йоркский кинофестиваль, мне было двадцать лет, и знаменитые актеры подходили, чтобы сказать мне: «Вы прекрасно сыграли у Бунюэля». Мне казалось, что все они с ума посходили.
– Теперь, когда вам делает предложение молодой режиссер – как это случилось с Нильсом Тавернье, позвавшим вас в «Принцессу Аврору», – вы немедленно соглашаетесь?
– Долго не думаю. Отказываюсь, если сценарий мне не по вкусу. Но если написано хорошо, пусть и безумным человеком, я не сомневаюсь. Это очень личный критерий, «нравится – не нравится». Однако именно этот критерий решает все вопросы. «Принцесса Аврора» прельстила меня тем, что Нильс буквально бредил фильмом о танце и годами мечтал его снять. Я отношусь к этой теме куда прохладнее, но хотела помочь режиссеру и сказала ему: «Не медли, берись за дело. Я помогу». Я старше его и опытнее и поддерживала его с самого начала. Результат был для меня не так важен, как процесс.
– А вопрос, который вы себе впервые задали при встрече с Бунюэлем – «Почему именно я?», – больше не возникает?
– Не возникает. Потому что ответа у меня до сих пор нет.