ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ


Добровольная фиксация

На статью “Фиксация гаишника” (№ 7 от 18.01.2007, стр. А4)

Видеозапись необходима. Так как это способ независимой оценки действий как нарушителя, так и самого инспектора. В США такая камера стоит в каждой полицейской машине. Но включается она самим инспектором по выходе из машины или в ситуации преследования. Соответственно, нужно сделать так, чтоб ему было выгодно ее включать. Там можно так засудить инспектора за неправомерные действия, что ему до конца жизни не отмыться и не возместить ущерб пострадавшему. Аналогично, если какой-нибудь интересный товарищ будет доказывать, что его неправомерно окучили, тоже можно предъявить запись. Так что взятки, честность и ответственность – системная проблема правосудия.

Денис Стряпушкин, главный специалист управления перекрестных продаж пластиковых карт Инвестсбербанка, Москва

Рассадник произвола

На статью “Нет сигнала” (№ 9 от 22.01.2007, стр. А1–А4)

Российских банкиров начинает нервно трясти при одном упоминании закона о противодействии отмыванию и инструкций ЦБ. Дело в том, что порядок исполнения норм беспрецедентно размыт, неясно, какие из клиентских операций надлежит считать сомнительными, а какие нет. Но если недосомневаешься, не проинформируешь о них Росфинмониторинг, то получишь взыскание надзорного органа, пересомневаешься – тогда отпугнешь клиента и тоже будешь наказан. Причем за пару мелких нарушений банк могут лишить лицензии, а могут просто мягко пожурить. Здесь активно реализуется принцип избирательности, когда все зависит от “мотивированного суждения” инспекторов. Иначе говоря – от приватных договоренностей.

Мало того: невозможно в принципе безукоризненно соблюдать требования надзора, не нарушая при этом действующих правил работы с клиентами. ЦБ пачками отбирает лицензии у банков за обналичивание их клиентурой денег и оплату серого импорта и одновременно обязывает банки незамедлительно исполнять должным образом оформленные поручения клиентов. Однако любой владелец счета сегодня вправе без ограничений снимать наличные деньги для оплаты сельхозпродукции и ценных бумаг, конвертировать рубли в иностранную валюту и переводить ее за рубеж на покупку импортного товара... Мучительная дилемма для коммерческих банков: не исполняете поручений – теряете выгодных клиентов, исполняете – рискуете рано или поздно потерять лицензию. Для выживания надо быть государственным или очень крупным банком, который боятся трогать, либо делить свою прибыль с проверяющими. Но чтобы не обидеть их мелкими подачками, банки вынуждены тоже основательно “доить” клиентов. Вот почему закон об отмывании – это рассадник чиновничьего произвола и криминальных расчетов. Он разлагает людей, разъедает изнутри и банковскую систему, и контролирующие органы.

Нет ни одной сферы, кроме борьбы с отмыванием, где бы отмечалось чуть ли не поголовное нарушение властных рекомендаций на протяжении очень длительного периода времени, а сама власть при этом упорно не желала принимать принципиальных изменений действующих норм и практики их реализации. Вся ее активность за пять лет работы противоотмывочного законодательства сводилась к одной цели – лишению прав все новых и новых банков на продолжение работы. Постепенно была “перемолота в муку” сеть небольших банков, не желающих делиться. Это отнюдь не сократило теневой бизнес, а лишь привело к резкому росту неофициальных комиссионных, и сейчас они в сумме достигают десятка миллионов долларов в день. Создан монопольно узкий пул тех, кто готов кормить с рук своих кураторов-контролеров. Между тем исправить ситуацию элементарно просто: надо установить внятные правила работы с наличными деньгами для банков (чтобы противодействовать “загрязнению” национального денежного оборота налом) и жесткий режим контроля для таможни (чтобы заставить ее обелить импорт).

Я почти уверен, что погибший в сентябре прошлого года руководитель комитета банковского надзора ЦБ Андрей Козлов не был коррупционером. Он сам старался быть честным и полагал, что его коллеги тоже честны. Знаю, что Андрей перед своей гибелью начал понимать, какого монстра он со своим окружением вырастил и кому этот монстр может служить. Вероятно, он наконец-то решил навести требуемый порядок и успел дать наставление своим подчиненным. И понятно, что он добился бы своего.

С убийством Козлова был устранен ставший ненужным и даже опасным для дальнейшего обогащения “антиотмывщиков” руководитель. Все необходимое было уже сделано. После проведения зачистки банков “мотивировочным” допуском в систему страхования и множества показательных отзывов лицензий они боятся поднять голову и готовы удовлетворить любую прихоть инспекторов. А с назначением банкира Френкеля главным виновником этого убийства попытки расширения полномочий “антиотмывщиков” просто обречены на успех.

Андрей Черепанов, руководитель Проекта национального развития

Качество национального интереса

На статью “Оружие и политика” (№ 1 от 10.01.2007, стр. А4)

<...> Основная идея статьи сводится к тому, что военно-техническое сотрудничество с Ираном и Сирией противоречит национальным интересам России. Претензии к Ирану состоят в том, что эта страна стремится стать обладателем ядерного оружия, продажа оружия Ирану создает препятствия на пути политического урегулирования на Ближнем Востоке, Иран является конкурентом России в Центральной Азии и на рынке углеводородов. Основная претензия к Сирии заключается в том, что через “международных исламских террористов” поставленное в Сирию оружие может быть использовано против России в Центральной Азии или при “следующем наведении конституционного порядка” в одном из регионов России. Торговля оружием с Венесуэлой допустима, поскольку не создает военных рисков для России, кроме того, Каракасу поставляют оружие и страны НАТО, например Испания.

<...> Рассуждая об опасностях торговли [с Сирией и Ираном], автор приводит лишь один конкретный пример – контракт на поставку в Иран ЗРК “Тор-М1”. И это не случайно, потому что за бесконечным повторением страшилок об иранских и сирийских закупках российских вооружений кроется весьма прозаическая реальность – оружейный импорт обоих этих государств составляет весьма скромную величину. Кстати, значительная часть этого импорта приходится на западноевропейские страны.

Можно согласиться с мнением, что стремление Ирана получить ядерное оружие не отвечает национальным интересам России. Но какая связь между иранской ядерной программой и ограниченными, весьма выверенными поставками в эту страну обычных вооружений? Не слишком ли смелым (и логически противоречивым) является умозаключение о том, что продажа обычных вооружений “поощряет создание ядерных объектов” (кстати, ядерных объектов или ядерного оружия – автор не уточняет), а “поощрение ядерных программ Ирана (опять без уточнения каких – военных или мирных) является антинациональной политикой”? Если следовать этой логике, Россия должна прекратить ВТС с Китаем и Индией, ведь обладание этими странами ядерным оружием “девальвирует нашу военную мощь”!

Очень странно слышать и утверждение о том, что Иран конкурирует с Россией за влияние в Центральной Азии. Право, не стоит преувеличивать опасность со стороны шиитского Ирана в преимущественно тюркской по языку, главным образом суннитской по религии и светской по политическому строю Центральной Азии. Пожалуй, из всех конкурирующих с Москвой в этом регионе сил – США, Китай, Турция, сети международного радикального (суннитского!) ислама – ограниченный в ресурсах Иран менее всего угрожает позициям России. Столь же слабым выглядит аргумент о конкуренции России и Ирана на рынке нефти и газа. Для начала хотелось бы услышать о конкретных случаях такой конкуренции. Но главное – автор не объясняет, какая связь между борьбой за рынки сбыта энергетического сырья и продажей Ирану обычных вооружений. Наконец, право на жизнь имеет и обратное утверждение: обладание Россией и Ираном запасами нефти и газа – скорее повод для сотрудничества, а не соперничества двух стран.

<...> Возвращаясь к теме национальных интересов и экспорта вооружений, необходимо заметить, что российская система торговли оружием представляет собой сложный и хорошо сбалансированный механизм, где целый ряд ведомств внимательно следят за соблюдением интересов страны и в области военной безопасности, и в области коммерческих интересов. Можно привести пример отмены после вмешательства высшего политического руководства поставок в ту же Сирию некоторых дестабилизирующих систем вооружений. Желание “отдельных лиц и компаний сорвать миллионный куш”, конечно, встречается. Но чтобы воплотить его в жизнь, надо доброму десятку ведомств доказать соответствие данных желаний тем самым национальным интересам, о которых так много говорится в статье А. Лукина.

Александр Рыбас, генеральный конструктор и начальник ГУП “Конструкторское бюро приборостроения”, доктор экономических наук

То же, только в профиль

На статью “Лучшая новость 2006 г.” (№ 12 от 25.01.2007, стр. А4)

Позитивные подвижки, конечно, есть, но не решающие. Моя версия происходящего основывается на том, что, как подметил Делягин, у нас господствует положение, при котором, как правило (есть и исключения в виде “Сахалина-2” и теперь вот Харьяги), “иностранный бизнес в России находится под защитой своего государства, а его российский конкурент – под жестким давлением со стороны своего”.

Так вот, капитала из России за годы реформ было вывезено, по разным прикидкам, на $300–400 млрд. Известно, что инвестиции в экономики развивающихся стран прибыльны, но рискованны. Рискованны они для иностранцев в том числе и потому, что они плохо ориентируются в специфике России. Но это с лихвой компенсируется большей защищенностью иностранного инвестора из-за того, что за ним стоит его государство в роли защитника. Отсюда простой вывод: нужно вывезенный из России отечественный капитал “переодеть” в иностранную оболочку, чтобы уже в этом виде под прикрытием зарубежного статуса вернуть в страну. Тогда и реалии российские хорошо знакомы, и определенная защищенность из-за зарубежного статуса имеется. Как мне думается, именно по этой причине мы все чаще наблюдаем за сделками продажи крупных российских бизнесов иностранным компаниям.

Сергей Ветчинин, Москва