“Я подумал, что Кембриджу нужна своя бизнес-школа”

Сэр Пол Джадж сумел проявить себя в самых разных областях – бизнесе, политике, образовании. Выпускник Кембриджского университета и бизнес-школы Wharton, он 13 лет работал в Cadbury Schweppes, став директором по планированию компании. Он был генеральным секретарем британской партии консерваторов, когда ее возглавлял Джон Мейджор. И, наконец, стал одним из основателей и инвесторов Judge Business School при Кембриджском университете. Сегодня Пол Джадж является президентом Ассоциации МВА и рассказывает “Ведомостям”, что он думает о нынешней ситуации в мировом и российском бизнес-образовании.

– Как вы оцениваете нынешнее состояние рынка бизнес-образования в России?

– Россия очень давно начала создавать у себя бизнес-школы. В этом году исполняется 100 лет первой российской бизнес-школе – Плехановской академии. Первой бизнес-школой в мире была Wharton, основанная в 1881 г. Ей уже исполнилось 125 лет. А первая российская бизнес-школа была основана в 1907 г. – задолго до того, как они появились в других странах мира.

Бизнес-образование в вашей стране должно процветать, поскольку сейчас в России бизнес играет весьма значительную роль, и многие школы в Британии помогают в этом, так как у нас есть несколько совместных программ с российскими бизнес-школами. Аккредитацию АМВА уже получило несколько программ: Кингстон-АНХ, программа МВА в Международном университете менеджмента ЛИНК, программа МВА в ИМИСП, в МИРБИС и в “Синергии”, которая сотрудничает с британским University of Durham.

– А какие проблемы вы видите в российском бизнес-образовании?

– Пожалуй, отличительная черта российского бизнес-образования в том, что подавляющее большинство программ – part-time или Executive MBA. Российские предприниматели чрезвычайно загружены, они стараются днем работать, а вечерами или на выходных – учиться по программе МВА. Вот эта особенность бросается в глаза.

– Это стало проблемой?

– Да нет, просто в других странах соотношение между full-time и part-time МВА иное: full-time гораздо больше. Но и на part-time мы стараемся обеспечивать тот же уровень образования: минимальное требование – 500 часов обучения, в течение которых слушатель имеет возможность непосредственно контактировать с преподавателем, и минимум 1800 часов слушатель обязан потратить на учебный процесс в целом, в том числе на проработку материала. Эти требования относятся ко всем без исключения школам. И это минимальные требования, между тем во многих школах программы еще насыщеннее – 700 и 2000 часов соответственно.

– Аккредитацию АМВА имеет 5–6 российских программ. В то же время на российском рынке программ МВА насчитывается более сотни. Получается, что из всего этого большого количества международным стандартам соответствует всего пять?

– Всякий желающий может обратиться к нам и попробовать получить нашу аккредитацию. АМВА – отнюдь не закрытый клуб, но, чтобы программа получила нашу аккредитацию, она должна быть на самом деле очень высокого качества. И, конечно же, мы не намерены понижать уровень наших требований. Мы смотрим на это по-другому: наша ассоциация готова работать с бизнес-школами, чтобы помочь им достигнуть желаемого уровня.

На самом же деле, чтобы бизнес-школа и программа МВА были успешными, необходимо соблюсти целый ряд условий: сильные студенты, сильные преподаватели, причем по нашим требованиям три четверти преподавательского состава должны иметь ученую степень и активно заниматься исследовательской деятельностью. Кроме того, перечень предметов по программе должен включать в себя все основные дисциплины бизнес-образования: маркетинг, финансы, операционный менеджмент и т. д. И вот тогда уже никого не волнует – это программа full-time или part-time МВА. Просто она должна соответствовать по меньшей мере годичной программе full-time МВА или двухлетней part-time.

– Насколько важен для программы МВА международный компонент?

– МВА предназначается для подготовки менеджеров высшего звена, а они попросту обязаны обладать широким видением мира: всякой крупной компании приходится сталкиваться на мировых рынках с конкурентами из других стран. Персонал компаний часто бывает неоднородным по национальному составу, те или иные технологии тоже поступают с различных рынков. И по этой причине лидер крупной компании обязан обладать видением глобального рынка, он должен представлять себе, что такое глобализация вообще.

И потому, вне всякого сомнения, содержание курса должно нести в себе международный компонент, в числе слушателей должны быть иностранцы. Это поможет всем слушателям формировать то самое интернациональное видение, в частности при обсуждении кейсов, чего в противном случае достичь совершенно невозможно.

Обычно в ведущих бизнес-школах доля студентов-иностранцев превышает три четверти от общего числа слушателей на программе.

Кстати, среди слушателей Judge всего 10% британцев, остальные приезжают к нам из самых разных стран, и после выпуска две трети выпускников остаются работать в Британии.

Интернационализируется и преподавательский состав. Как правило, эти люди много путешествуют, работают в других странах; что касается языка общения, то сегодня во многих странах мира обучение по программам МВА ведется на английском. И даже в Китае, где мы выдали нашу первую в этой стране аккредитацию бизнес-школе Zhejiang University, есть программы МВА, преподавание по которым ведется только на английском.

– Я слышала такое мнение, что сегодня в бизнес-образовании ценно не столько само обучение, сколько так называемый networking – возможность знакомиться с новыми людьми, налаживать новые контакты.

– Я занимаю пост председателя совета Wharton по Европе, Ближнему Востоку и Африке, так что я хорошо представляю себе ситуацию в том, что касается контактов и связей. И могу сказать, что создание новых контактов имеет относительно небольшое значение в масштабах обучения по программе МВА. Прежде всего смысл МВА – это развитие целого ряда функциональных навыков. Затем это развитие навыков коммуникации, и, наконец, мы стараемся развить у слушателей программ более широкое, глобальное видение мира. Новые связи, конечно же, помогают, но вряд ли имеют решающее значение.

– Вы ведь выросли в Британии. А почему решили поехать учиться в Wharton?

– Я вырос в Лондоне, потом поступил в Кембриджский университет. Но, когда я решил получить бизнес-образование, в Британии бизнес-школ еще не было. Они стали появляться только в конце 1960-х гг.: одна – в Лондоне, другая – в Манчестере. Но к тому времени они еще только-только начинали работать... А американские бизнес-школы уже были хорошо известны. И еще такая существенная деталь: я получил стипендию.

– А как родилась идея создания Judge Business School?

– Когда я учился в Кембриджском университете, первые два года изучал естественные науки – химию и физику, а на третьем курсе увлекся изучением менеджмента. И поэтому решил, что мне надо пойти учиться в школу бизнеса. Мне удалось получить стипендию Thouron, которую предоставляют британским студентам для обучения в Wharton. Окончив курс, я вернулся и стал работать финансовым аналитиком в Cadbury Schweppes, проработал в ней 13 лет, затем стал директором по планированию, и в конце концов вместе с другими топ-менеджерами мы выкупили подразделение компании по производству продуктов питания Premier Brands и в 1989 г. удачно его продали.

Когда это произошло, ко мне обратились представители Кембриджского университета с вопросом, не мог бы я каким-то образом помочь университету в его развитии. И я подумал, что университету нужна своя бизнес-школа, которой тогда у него еще не было. Мы договорились, что я дам денег, чтобы перестроить под школу старое здание городской больницы. Мы выбрали это здание потому, что оно было чрезвычайно удачно расположено – в самом центре Кембриджа. Объявили мы о своих намерениях в 1990 г. Потом мы с архитекторами занимались перестройкой, а уже в 1996 г. состоялось торжественное открытие бизнес-школы, на котором присутствовала Ее Величество королева Елизавета II.

Сейчас школа развивается очень стремительно. В опубликованном недавно рэнкинге бизнес-школ, который составляется The Economist Intelligence Unit, наша школа заняла 1-е место среди британских школ и 3-е – среди европейских. В последнем рэнкинге Business Week наша программа МВА получила соответственно 2-е и 6-е места. Кроме того, не стоит забывать, что и сам Кембриджский университет, как правило, занимает третьи места в мировых рэнкингах.

– Бизнес-школа Judge основана при университете с давними академическими традициями. А стиль ее работы тяготеет к традициям академического образования или новизне?

– Мы всегда стремимся развивать самые последние и современные тенденции. Наша задача – привлекать к работе по программам МВА наиболее ярких и талантливых специалистов. И вместе с тем давать образование в соответствии с самыми высокими нормами и традициями Кембриджского университета.

– Говорят, что готовится к запуску новая программа МВА в области исламских финансов. Что это – новая тенденция в бизнес-образовании?

– Прямо перед Рождеством я ездил в бизнес-школу при Кувейтском университете. Сейчас группа специалистов из этого университета приезжает в Британию. Они хотят пообщаться с различными бизнес-школами, в том числе и с нашей, чтобы обсудить с ними перспективы сотрудничества. Вообще, исламские финансы – чрезвычайно интересная область.

– А нет ли здесь какого-то противоречия с глобальной философией МВА?

– Особенности исламских финансов – это международный вопрос. Он касается огромной части мира – от Индонезии до Казахстана, от Саудовской Аравии до Алжира. Кроме того, не следует забывать, что ислам исповедуют 1,2 млрд человек – около 20% населения земли, и очень важно, чтобы на рынке финансовых услуг они чувствовали себя комфортно.

– Вы немного занимались политикой. Есть ли общее между управлением компанией и управлением политической организацией или даже управлением страной?

– Я был генеральным директором партии консерваторов, когда премьер-министром Великобритании был Джон Мейджор. Я занимался менеджментом и финансами партии.

Конечно, когда мы говорим об управлении компанией и управлении политической организацией, в обоих случаях речь идет об управлении людьми и управлении финансами. В обоих случаях приходится мотивировать людей и добывать деньги, получать деньги и разумно их тратить. Так что управление политической партией на самом деле очень похоже на управление корпорацией.

Более того, и управление страной на самом деле может походить на руководство компанией. Взять хотя бы знаменитый пример – Сингапур и как управлял им первый премьер-министр Ли Куан Ю, превративший эту страну в процветающее государство.

И даже Китай сегодня во многом управляется как корпорация. У китайского правительства есть бизнес-школа для 3000 высших государственных чиновников. Она находится в Шанхае и называется CELAT. Я побывал в ней в апреле прошлого года – в этой школе преподают администрирование и другие предметы, которые необходимы для управления страной.

Впрочем, правительства, в какой бы стране они ни находились, все равно менее эффективны, чем компании, по той причине, что правительство в некотором смысле – монополия. А монополия всегда работает менее эффективно. Однако тем не менее определенные технологии корпоративного управления помогают более эффективно управлять, скажем, министерствами и системами – например, системой налогообложения, или системой социального обеспечения, или транспортной. Какую систему ни взять, потребители, а в данном случае избиратели, хотят, чтобы она работала эффективно.

Кроме того, в наше время политические вопросы отходят на второй план. В мире больше нет противостояния двух идеологических систем, и потому мы наблюдаем сближение стран. Различий между ними становится все меньше, и теперь электорат начинает оценивать правительство не по тому, как оно противостоит враждебному, а насколько эффективно оно управляет страной. А высшему пилотажу в области управления учат именно на программах МВА.