Проект “Б”: Доходность и апокалипсис
Особенности сберегательного поведения раскрывают многое в характере наций и образе их жизни. Сверхвысокие нормы сбережения жителей Поднебесной (от 30% до 40% доходов домашних хозяйств откладывается на черный день) вызывают в памяти конфуцианские традиции умеренности. Но умеренность эта, признаться, во многом вынужденная. Полное отсутствие в Китае того, что на Западе называется сетью социального страхования – бесплатной медицинской помощи и государственного пенсионного обеспечения, – приводит к тому, что каждый китаец сам себе и медстрах, и НПФ.
Малая китайская бережливость, по закону больших чисел насыщающая мир свободными денежными средствами до отвала, одновременно немало способствует тому, что граждане самой богатой страны мира сегодня забыли бессмертный завет Бенджамина Франклина, который, как известно, считал, что “лучше лечь спать, не поужинав, чем проснуться должником”. Американцы тратят больше, чем зарабатывают, не только потому, что живут в обществе развитого консюмеризма, но и потому, что высококонкурентный финансовый сектор дает массу возможностей для заимствования. Кто, когда и как будет расплачиваться за нынешнюю американскую расточительность – отдельная тема, давно заботящая наиболее проницательных аналитиков.
На фоне беспечных американцев средний россиянин выглядит почти Плюшкиным: согласно только что опубликованным данным Росстата, мы сберегаем почти 17% заработанного. Однако те же данные свидетельствуют, что склонность к сбережению в России после 2003 г., когда откладывалась примерно одна пятая доходов, снижается. Или взять пенсионные сбережения. В 2006 г. почти миллион граждан покинули когорту “молчунов”, выведя свои накопления из государственной управляющей компании, проигрывающей по доходности вложений официальной потребительской инфляции почти вдвое (благодаря большей свободе действий частные управляющие компании устойчиво “бьют” инфляцию). Но подавляющее большинство застрахованных россиян вопреки всем представлениям об экономической рациональности по-прежнему не идут на такой шаг, проявляя странное небрежение по отношению к своим средствам.
Парадокса тут никакого нет. На жизнь редкого поколения соотечественников не приходилось двух-трех катаклизмов, переворачивавших жизнь “маленького человека” с ног на голову, не говоря уже о таких “будничных” событиях, как дефолт или денежная реформа. В этих условиях кропотливое накопление денег и любая неабстрактная забота о будущих поколениях вряд ли очень уместны. Едва ли не половина регистрируемых российскими органами статистики сбережений представлена покупками иностранной валюты. В условиях поступательного укрепления рубля “матрасные” доллары и евро скорее не сбережения как таковые, а страховка от катастрофических событий. Без посредников.
Оборотная сторона сберегательной умеренности – потребительская лихорадка, подпитываемая взрывным ростом потребительского кредитования. Но обостряющееся ощущение неизбежности расплаты – и для заемщиков, и для банковского сектора, и для экономики в целом – не случайно. Ведь главная причина наблюдаемого эсхатологического потребления, свойственного и олигархам, и простым гражданам, – это, по-видимому, неуверенность в завтрашнем дне, отчаянная боязнь будущего, по сравнению с которыми любые мыслимые ставки доходности сбережений пренебрежимо малы.