Сладкая М.
Порядком уже истрепанный слоган тарантиновского “Убить Билла” – “Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным” – замечательно уточняется в фильме Чхан Ук Пака. Месть – это торт. Чистейший, с розочками, алое на белом.
Такие умеет делать красавица Кэм-чжа, отсидевшая 13 лет за похищение и убийство пятилетнего мальчика. В тюрьме ее называли то Ангелом, то Ведьмой. Когда она молилась, от лица ее шел свет, как у святых на люминесцентных открытках. Она сделала много добра сокамерницам, а одну из них – во благо остальным – с улыбкой отравила. И, конечно, все 13 лет Кэм-чжа думала о том, что сделает с настоящим убийцей ребенка, вынудившим ее взять вину на себя.
То, что кореец Чхан Ук Пак – гений формы, было понятно после “Олдбоя”, где сюжет выворачивался наизнанку, как перчатка, а каждый кадр набухал визуальной роскошью, расцветая, словно свежий кровоподтек. Но “Сочувствие госпоже Месть” придумано и снято с какой-то совсем уж нечеловеческой изощренностью. Парадокс “Олдбоя” был в том, что лишь к финалу становилось ясно, кто же на самом деле мститель, а кто жертва. В “Госпоже Месть” выверт совсем другой, стилистический. А психологические нюансы заявленного в названии чувства – скорее орнамент, розочки на креме.
В иерархии жанров “Олдбой”, доводящий комикс до накала античной трагедии, стоит выше. Но в “Сочувствии госпоже Месть” важнее не мощь, а тонкость работы. Финал трилогии мести оказался комедией, крайне специфической, парадоксальной, почти невозможной – смех проникает тут в самые неподходящие сцены, зудит и щекочет в дичайших ситуациях. Но Чхан Ук Пак не дает ему взрывного выхода, громоздя в противовес преувеличенный сантимент и ухитряясь удерживать действие в миллиметре от абсурда и фарса.
Комична уже сама героиня – ангел мести в черном, на высоких каблуках и с малиновыми тенями на веках. Чхан Ук Паку мало этой чрезмерности, и он добавляет к ней еще одну – откровенно нелепую – деталь. В начале фильма вышедшая из тюрьмы Кэм-чжа идет к родителям ребенка, за убийство которого отсидела, и вымаливает прощение, грозя в противном случае отрубить себе все пальцы, но успевает хватануть тесаком лишь по одному, да и тот в итоге пришивают, поэтому элегантная мстительница весь фильм ходит с торчащим из пижонского кожаного пальто загипсованным мизинцем – глупым, как авоська Никулина в “Бриллиантовой руке”.
Подобные шпильки Чхан Ук Пак вставляет повсюду, иронизируя не только над типовыми ходами фильмов о мести, но и над стилистикой собственной работы, вычурностью конструкции напоминающей пистолет, многостраничный чертеж которого героине дарит в тюрьме старая шпионка из Северной Кореи. Или же какой-нибудь кондитерский шедевр, алое на белом. И, в общем, это очень логично.
На античных состязаниях драматургов авторы тоже представляли трагедию и комедию подряд. У Тарантино тоже потешно пальцы рубили. Хичкок тоже считал, что фильм должен быть похож на кусок торта. Чхан Ук Пак все это безупречно соединил и блестяще поставил точку, сделав самый хрестоматийный из комедийных номеров – торт в лицо – символом очищения и благодати. “Если ты грешишь, ты должен заплатить за это, – говорит в финале госпожа Месть. – Большую плату за большие грехи. Маленькую – за мелкие”.
Но миг расплаты сладок. За большую обиду – как торт. За маленькую – как пирожное.