Лауреат Букера плохо выучил мат
Еще бы, букеровский лауреат просто обязан писать бестселлеры. Тем более что его дебют был практически гениален. История техасского подростка, по ошибке угодившего в тюрьму, с первых же страниц обдавала такой свежестью и искренностью, лучилась таким юмором и сарказмом в описании бюрократии и механизмов шоу-бизнеса, словом, соединяла социальную сатиру и нежность в такой правильной дозе, что никакие сравнения Ди Би Си Пьера с Сэлинджером не казались преувеличением. Но, возможно, 45-летнему Питеру Финлею (DBC Pierre – псевдоним, который расшифровывается как “Грязный, Но Чистый”) стоило бы прислушаться к этим сравнениям и учесть опыт старшего американского коллеги, так и не рискнувшего продолжить писательскую карьеру.
Второй роман после блистательного старта – испытание для писателя не только большое, но и страшное. Ди Би Си Пьер с ним не справился, увы. В “Люськином ломаном английском” (Ludmila’s Broken English) звучит немало выстрелов, но все они бьют мимо читательского сердца.
Да, здесь и в самом деле действует Люська – русская девушка из вымышленной кавказской деревушки с говорящим названием Иблильск. Героиня изо всех сил пытается помочь своей голодающей семье, прежде существовавшей на пенсию деда, которого Люське пришлось убить. Мир горной деревни описан в духе брезгливого и не слишком убедительного гротеска – сплошные сопли, грязь, мат, пьянство, тупость, каннибализм, инцест. В целом же русские для Ди Би Си Пьера – совершеннейшие инопланетяне, а в итоге все персонажи оборачиваются безликими, неопрятными марионетками, не подозревающими, куда шаловливая авторская рука дернет их на этот раз.
Немногим лучше удалась Ди Би Си Пьеру и британская сюжетная линия – история двух братьев-англичан, разделенных сиамских близнецов, ищущих секса и приключений не только в Лондоне, но и на Кавказе. Поиски их оказываются бесплодны, сюжет отчаянно буксует.
Естественным следствием сюжетной унылости выглядит неряшливый, грязный язык. Потоки отборной, но безвкусной и однообразной брани не придают тексту ни малейшей выразительности и наводят на подозрение, что переводчик поражавшего языковым разнообразием и гибкостью “Вернон Господи Литл” Вадим Михайлин сделал в свое время либо блистательный и конгениальный книге перевод, либо просто переписал эту книгу заново – опять-таки гениально. Переводчики нынешние (Алла Балджи под редакцией Василия Темного) – неясно, вслед ли Ди Би Си Пьеру или из-за собственной неумелости, – не слишком стараются разнообразить те два-три слова, которые пишут на заборах и без которых в этом романе не обходится ни одна реплика.
Единственное, что автору удается передать довольно точно, – ощущение затопившего весь мир неуюта, всеобщей потерянности и раздрая. Поезда по расписанию не ходят, банкоматов нет, доллары не меняют, снаряды рвутся, очень холодно. Миром правит абсурд, людьми – инстинкты. Но если в “Вернон Господи Литл” шкалу ценностей топтали ногами, переворачивали и гнули, а она все равно не ломалась, то здесь она разнесена в щепки, как деревянная школьная линейка. Все затронутые в романе острые темы (терроризм, национализм, отношение к инвалидам, насилие над женщиной) летят вверх тормашками перед лицом ледяного, абсурдистского смеха. Кроме него в этом слишком похожем на реальность, чтобы быть фантасмагорией, слишком рыхлом, чтобы тянуть на триллер, романе ничего нет. Так что ставить его на полку бестселлеров продавцы поспешили.