Танцы быстрее мыслей


Балет “Ундина”, некогда столь же прославленный, как и “Жизель”, воскрешает легендарную страницу истории петербургского балета – сотрудничество с хореографом Жюлем Перро. Это не реконструкция, а скорее фантазия, выпеченная французским хореографом Пьером Лакоттом (спектакль был заказан ему по следам международного триумфа “Дочери фараона” – блокбастера, поставленного Лакоттом в Большом театре).

“Ундина” Лакотта – зрелище ослепительное: почти три часа непрекращающихся танцев на фоне бирюзового сицилийского пейзажа в стилизованных под богатую старину костюмах (Лакотт не только автор хореографии, он отвечает и за внешний облик своих постановок). Найти в этом балетном торте следы исторического спектакля Жюля Перро невозможно: Лакотт смешал три версии “Ундины”, созданные Перро в разные годы для разных театров. А в сюжете сложно разобраться даже с помощью костылей либретто. Чтобы оживить сюжет о рыбаке Маттео, в день своей женитьбы на крестьянке Джаннине выловившем из вод Неаполитанского залива ундину, нужно обладать выдающимся даром драматурга. Именно им был наделен Перро – его “Ундина”, судя по пересказу современников, была поэмой о столкновении мечты и реальности и родной сестрой его же вечно живой “Жизели”. У Лакотта возрожденный спектакль обернулся очередной балетной благоглупостью из жизни внеземных цивилизаций. При этом хореограф так нашпиговал постановку танцами, будто его гонорар измерялся количеством pas.

На московских гастролях труппе явно не хватило времени обжить Новую сцену Большого театра: монументальные постройки, колоритно изображенные на тряпках, колыхались на ветру от резвых пробегов крестьянских детей, танцовщики время от времени врезались в детали домашнего интерьера. Но балерины Евгения Образцова и Олеся Новикова (они по очереди блестяще исполнили заглавную партию), Екатерина Осмолкина (единственная на два состава Джаннина) и бесспорный герой нынешних гастролей Леонид Сарафанов (Маттео) станцевали “Ундину” с тем упоением, что заставит проходной спектакль впечататься в память. Хотя в шедевр спектакль Лакотта они, конечно, не превратили.

Не преподнес шедевров и вечер современного балета: молодым хореографам гораздо легче придумать красивую концепцию, чем обеспечить ее внятной хореографией. Среди участников программы “Новые имена” эта проблема особенно болезненно ощущалась у Алексея Мирошниченко. Его хореография в балете “В сторону “Лебедя” совершенно скрылась за достижениями сотрудников: за музыкой Леонида Десятникова, дизайном Филиппа Донцова (он воспроизвел товарный штрих-код во весь простор сцены, а на конечности запаянной в черное трико пары танцовщиков прикрепил авиационные багажные бирки), за фортепианными партиями Алексея Гориболя и Полины Осетинской и изумительно точными танцами Олеси Новиковой и Александра Сергеева.

Гораздо большую изощренность в соединении pas и композиции балета проявил Никита Дмитриевский, удачно стилизовавший эпоху рококо и современность. Однако заподозрить, что его спектакль имеет сюжет и в его основу положен “Мещанин во дворянстве”, можно только благодаря названию.

Успешнее всего справился с задачей Ноа Гелбер. Молодой американец возник в Мариинском театре как ассистент Уильяма Форсайта, но в собственной постановке “Шинели” по Гоголю” он неожиданно проявил себя адептом советских балетных древностей: в его спектакле, как в прописях, внятно воспроизведены требования профессиональной каллиграфии – хорошо подобрана музыка (малоизвестные киноработы Шостаковича), драматургия ясна, образы обозначены, исполнители им соответствуют.

Тем не менее на уровень Национального театрального фестиваля балет Ноа Гелбера (он единственный из программы “Новые имена” выдвинут именно в конкурсную программу “Золотой маски”), как и “Ундину” Пьера Лакотта, выводят не столько достоинства постановок, сколько талант исполнителей. Им удается тщательно воспроизводить как скороговорку мелких pas старинной французской школы, так и головоломные поддержки Дмитриевского или пластические теловывороты Гелбера.

Танцовщики Мариинского театра – та коллективная звезда, которая гарантирует высочайший уровень спектаклей, несмотря ни на какие обстоятельства.