Лучше меньше
В 1615 г. 38-летний Рубенс вместе с другом и коллегой Франсом Снайдерсом пишет небольшую (а по рубенсовским меркам так и вовсе маленькую) картину “Статуя Цереры”. Она имеет успех, с нее делают гравюры, наконец картина попадает в коллекцию графа Карла Кобенцля, которую в 1768-м купила Екатерина II, и с тех пор эта “Церера” в Эрмитаже.
Происхождение второй “Статуи Цереры” темнее. Она всплыла в 1882-м у некоего антиквара в Южной Англии, затем хранилась в собрании Филиппи в Гамбурге, в 1890-м искусствовед Макс Розес включает ее в пятитомный каталог Рубенса. Потом картина делась неведомо куда, пока некоторое время назад ее не обнаружили в Швейцарии. Ее купил коллекционер Герман Байелер – как “школу Рубенса”, но в результате дотошных научных изысканий удалось доказать, что это таки сам настоящий Питер Пауль, авторская реплика, сделанная примерно годом-двумя позже первого, эрмитажного, варианта. Теперь г-н Байелер привез (надо заметить, за собственный счет) свою “Статую Цереры”, и вот она красуется в маленьком зале возле Итальянского просвета Нового Эрмитажа напротив старшей сестренки.
Зрелище занятное, вроде игры “найди десять отличий”. Отличия такие: эрмитажная “Церера” более классицистская, более глухая по колориту: Рубенс изобразил именно статую, какой увидел ее на вилле Боргезе в Риме. Швейцарская же – живая, праздничная, как бы эскизная, “ренуаристая” (Ренуар вообще очень ценил Рубенса, и многие его работы изрядно смахивают на эскизы великого фламандца). На ней статуя, в отличие от слепой нашей, – с глазами, томно возведенными горе, а пухлые путти, которые волокут гирлянду всяких овощей-фруктов, – с пиписьками наружу, тогда как у эрмитажных это место целомудренно прикрыто драпировкой или виноградным листком (ученые мужи, а может дамы, не знаю, просветив картину рентгеном, выяснили, что стыдливая запись появилась на почти законченной картине). Вообще же, после привычных нам квадратных километров рубенсовских холстов, пышущих тоннами распаренной розовой биомассы, и после такого же Снайдерса с его горами и морями пищевых продуктов премилое занятие – разглядывать скромных прекрасных “Церер”: симпатичный огурец, темно-зеленые кривые кабачки, неполиткорректно голую радостную малышню, ягодки, початки кукурузы, один желтый, остальные по неведомой причине красные... Очень человекоразмерная выставка.
Сам г-н Байелер, даром что мультимиллионер, тоже оказался милым дяденькой средних лет, лысым, бородатым и в очках, который, вовсе не умея по-русски, трогательно зачитал две речи по бумажке, где русские слова были написаны в транслитерации латиницей. Первую речь он держал на вернисаже, поблагодарив директора Эрмитажа Михаила Пиотровского за оказанную честь. Вторую – на специальном приеме в Доме Державина: там прибавилась благодарность за покровительство князю Юрьевскому и главе американского Пушкинского фонда Кеннету Пушкину.
Ханс-Георг Юрьевский – правнук Александра II, внук его сына от морганатической жены императора Екатерины Долгоруковой. 46-летний высокий красавец, он живет в Швейцарии, занимался чем-то компьютерным, потому логично было спросить, в чем же состояло его покровительство. Оказалось, что сейчас сфера интересов светлейшего князя – “культура, искусство и недвижимость”, и как раз в этих вопросах он консультирует “моего хорошего друга” Германа Байелера. В частности, когда в Швейцарии гостил Кеннет Пушкин, весьма далекий потомок поэта, с которым Юрьевский сошелся на почве благотворительности в России, князь познакомил его с Байелером. Во-первых, вместе они придумали устроить выставку. Во-вторых, эти два русофила сагитировали швейцарского богача через Пушкинский фонд выделить четыре гранта: два – хранилищу рукописей и отделу пушкиноведения Пушкинского дома, а еще два – Всероссийскому музею Пушкина, на кино про лицеистов ввиду близящегося 200-летия Царскосельского лицея и на книгу, посвященную предзакатным месяцам солнца русской поэзии. Сумму князь назвать отказался, но уверил, что она изрядная.
Как это, однако, правильно – потратить деньги на привоз “Цереры”, на книжку или на то, чтобы рукописи надежней хранились. На фоне одолевающих Петербург глобальных проектов вроде 300-метровой башни “Газпром-Сити”, прозванной в народе кукурузой, прелестная кукуруза с картинки Рубенса представляется вещью наилучшего для города размера.