СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНИЯ: От власти к безвластию

Телевидение и печать поторопились отметить 90-ю годовщину Февральской революции 1917 г. – из-за перехода на новый стиль ее юбилей приходится на 8 марта. Что не отменяет необходимости осмыслить уроки событий 1917 г., которые показывают, что недальновидность власти и ее нежелание сотрудничать с обществом грозят тяжелыми последствиями, даже при стабильной ситуации в стране.

Некоторые объясняют Февраль и последовавший Октябрь исключительно происками внешних враждебных сил. Это такое же заблуждение, как и распространенная в советское время точка зрения об упадке российского государства, армии и экономики к началу 1917 г. Почему стремительно рухнула российская монархия, в 1913 г. отметившая свой 300-летний юбилей? На первый взгляд для этого не было серьезных предпосылок. Обстановка на фронте Первой мировой после “великого отступления” 1915 г. стабилизировалась. В 1916 г. Юго-Западный фронт нанес серьезное поражение противостоящим австро-венгерским и германским войскам. Улучшение работы отечественной промышленности и рост заграничных поставок ликвидировали недостаток боеприпасов и вооружения.

Царская услуга

Катастрофа не была неизбежной. Но власть, боявшаяся модернизации, особенно в политической сфере, приблизила собственную бесславную кончину. Во главе страны стоял монарх, мысливший, как человек середины ХIХ в. В 1895 г. в своей первой речи он обещал подданным “охранять начала самодержавия так же неуклонно, как охранял мой покойный родитель”. Царь старался придерживаться этого принципа. Все реформы он проводил под давлением, вынужденно и потому рассматривал их как посягательство на свои прерогативы. Противостояние верховной власти и общества было неизбежно. Мобилизовать ресурсы страны на военные нужды не удавалось: армия ощущала острый недостаток вооружения, боеприпасов и других необходимых материалов. Это, в свою очередь, мобилизовало общество: в 1914 г. непримиримые прежде политические противники – крайне правые и считавшиеся крайне левыми кадеты – заявили об отказе от борьбы с властью и междоусобиц ради победы в войне. Земства, городские организации, профсоюзы, члены Госдумы стремились помочь правительству в решении проблем, порожденных войной.

Все напрасно! Царь видел в них личных врагов. Среди чиновников было немало подлинных патриотов, отдававших все силы служению отечеству. Но царь не привлекал к управлению государством новых людей. В годы войны расцвел фаворитизм, когда министры и военачальники, как правило, выбирались не по профессиональным и деловым качествам, а назначались из числа “стоящих у трона”. С августа 1914 г. по февраль 1917 г. сменилось четыре председателя совета министров, шесть министров внутренних дел, четыре военных министра, три министра иностранных дел, четыре министра юстиции. Как говорили члены Думы, они не успевали “рассмотреть лица министров, которые падают”. Нередко на посты назначались люди, непопулярные в обществе и пользовавшиеся скверной репутацией среди коллег: премьер Борис Штюрмер, министр внутренних дел Николай Хвостов и командующий русской армией в русско-японскую войну 1904–1905 гг. генерал Алексей Куропаткин. Даже защитники монархии возмущались министерской чехардой и объединились с либералами против царя и его окружения, как раньше объединились против внешнего врага.

Одновременно Россия столкнулась еще с одной проблемой: перенапряжение страны из-за громадной численности армии. Всего в армию и на флот было призвано 15,7 млн человек. К началу 1917 г. в вооруженных силах находилось 10,5–11 млн. Однако лишь 3,5 млн из них находились на позициях. Значительная часть остальных, особенно в тыловых запасных полках, в отсутствие должного контроля и обучения разлагались и были готовы пойти за любой силой, обещавшей освободить их от отправки на фронт. Однако царь отвергал предложения о демобилизации части солдат старших возрастов.

Нельзя забывать и об одной особенности личности монарха: он с подозрением относился к мнениям, которые противоречили его собственному. Так было в 1915 г., когда вопреки мнению авторитетных политических и военных деятелей он отстранил от должности верховного главнокомандующего популярного в армии великого князя Николая Николаевича и занял его пост. Командующий Северо-Западным фронтом генерал Николай Рузский (позже он примет отречение) сказал тогда генералу и будущему начальнику полевого штаба Красной армии Михаилу Бонч-Бруевичу: “Ходынкой началось, Ходынкой и закончится”.

Двоевластие и безвластие

Вечером 22 февраля (7 марта н. ст.) Николай II выехал из Петрограда в Могилев в ставку верховного главнокомандующего. На следующий день в столице начались массовые демонстрации, вызванные перебоями в поставках продовольствия и хлеба в столице. 24–25 февраля к ним присоединились рабочие крупнейших предприятий. Демонстранты перешли к политическим лозунгам: “Долой самодержавие!”. В течение следующих дней на сторону манифестантов перешел петроградский гарнизон. Полиция и жандармерия были разгромлены. Восстановить порядок и подавить мятеж могли фронтовые части, но генералы не пожелали спасать царя и его окружение. Ни одна из взращенных двором и министерством внутренних дел монархических организаций не попыталась защитить режим. Осознав собственное бессилие, вечером 2 марта Николай II подписал отречение от престола в пользу брата Михаила Александровича. Некогда верные монархисты Александр Гучков и Василий Шульгин приняли отречение; 3 марта Михаил отказался “воспринять верховную власть” до решения Учредительным собранием вопроса о государственном строе и призвал “подчиниться Временному правительству”. В Петрограде сформировались два органа власти – Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов и “Временный комитет Государственной думы для водворения порядка в столице и для сношения с учреждениями и лицами”. В ночь на 2 марта представители Петроградского совета и члены Временного комитета достигли соглашения о разделе властных полномочий. Комитет стал называться Временным правительством. Главной ошибкой Временного правительства была боязнь немедленно отменить приказ совета № 1, который ликвидировал чины в армии и флоте и ставил их под контроль советов. Это лишило Временное правительство важнейшего орудия власти и сохранения общественного порядка.

В этой ситуации народные массы, для которых монарх олицетворял государство и правительство, видели в падении самодержавия распад государства как такового, наступление вседозволенности. Общество, освобожденное от опеки верховной власти, должно было создать новое государство, без которого невозможно было сохранить целостность страны и придать политической борьбе цивилизованные формы. Создавать его надо было в условиях, когда многие миллионы солдат, рабочих и крестьян были вовлечены в активную политическую борьбу за идеалы и цели, о характере которых они имели весьма смутное представление. В условиях двоевластия создать такое государство было невозможно. Это осознавали представители и советов, и Временного правительства. Борьба за единовластие началась с первых дней марта и продолжалась до октября 1917 г. Амбиции обеих сторон парализовали созидательную работу. Нередко советы вмешивались в текущую деятельность городского хозяйства и оперативное управление войсками, следствием чего были растущая разруха в тылу и на транспорте и дальнейший распад армии.

Упущенные возможности

Власть оказалась в труднейшем положении. Она не могла превзойти большевиков и левых эсеров в демагогии об окончании войны и дележе земли, завлекавшей крестьянские и солдатские массы. В условиях войны эта агитация грозила разложением армии и гибелью государства. Не случайно уже в апреле о необходимости диктатуры в России заговорил один из известных либералов – лидер партии кадетов и министр иностранных дел Павел Милюков. Однако Временное правительство не желало отходить от “завоеваний демократии” в борьбе с политическими противниками. Оно упустило шансы одолеть большевиков – во-первых, в начале июля, после подавления попытки мятежа в Петрограде, когда армия еще сохраняла боеспособные части и арест большевистских лидеров мог обуздать стихию, и, во-вторых, в конце августа, когда генералу Лавру Корнилову суровыми мерами удалось остановить ее распад.

Упустив эти шансы, власть уже не могла сдержать анархию. Она постоянно опаздывала: в демобилизации старших возрастов, проведении аграрной реформы. Процесс шел явочным порядком и вел не к оздоровлению обстановки в тылу и на фронте, а к углублению кризиса. В итоге новая власть уже в октябре оказалась в таком же положении, как царь в феврале: она осталась без опоры в борьбе с решительным и жестоким противником. В октябрьские дни в Петрограде и окрестностях на защиту правительства выступили единицы.

Недопустимость проявления слабости лучше всех усвоили большевики. Установив в октябре 1917 г. “диктатуру пролетариата”, они открыто заявили, что будут удерживать власть любой ценой. К июлю 1918 г. они создали государство, которое нельзя назвать пролетарским. Однако в первые месяцы после переворота жестокий террор помог им удержать власть, а затем отстоять ее в кровопролитной трехлетней гражданской войне и предотвратить полный распад страны. С дистанции в 90 лет нельзя не признать, что большевики быстрее других выучили уроки Февраля.