Мясные машины

По технологии “300” – очередной фильм, размывающий границу между игровым кино и компьютерной анимацией. Движения и лица актеров – единственное, что снято здесь вживую. Весь антураж прорисован и оцифрован в полном соответствии с первоисточником – комиксом Фрэнка Миллера. Но в отличие от другой миллеровской работы – графичного “Города грехов”, экранизированного при участии Роберта Родригеса, – “300” раскрашены в сочные, полнокровные цвета – главный из них, разумеется, красный.

Уровень насилия – впечатляющий, но не запредельный; бывали фильмы и покровавее. После репортажей с Берлинского фестиваля, где прошла мировая премьера “300”, можно было решить, что Зак Снайдер побил очередной рекорд экранной жестокости и половину картины чувствительной публике придется смотреть зажмурившись. Ничего подобного – мясорубка Снайдера имеет ограничитель, однако настроен он хитро: боевые сцены спрессованы и смонтированы так, чтобы не акцентировать подробности, способные вызвать физиологическое отвращение. Фокус в том, что из чудовищной бойни изъято самое непереносимое для глаза – телесное страдание.

Потому что фильм совершенно о другом – о телесном упоении. Спартанцы с литой мускулатурой по сюжету идут умирать, но их ран и увечий зрителю не предъявляют. Герои просто делают свою восхитительную физическую работу.

Ошметки и алые брызги летят от других тел – строго говоря, не вполне человеческих: остановленная в Фермопильском проходе неисчислимая армия персов – нелюди, бесы, порождение ада. Их лица замотаны тряпками или спрятаны под масками, а если маску сорвать, обнаружишь не лицо, а харю, гримасу абсолютного зла. В персидских рядах есть не только боевые слоны и носороги, но и великаны-берсерки, тролли. Когда меч втыкают в глаз такому чудовищу, это разве жестокость? Мы-то за спартанца болеем.

В “300” бьются не воины разных народов, а полубоги и демоны. Первые прекрасны, вторые соразмерно ужасны. Поэтому предатель обязан быть невообразимым уродом, которого по недосмотру не убили в раннем детстве – спартанский контроль качества младенцев дал фатальный сбой.

Условность условностью, но фантастическую красоту фильма Зака Снайдера точнее всего назвать фашистской. Речь не об идеологии, от которой в комиксе было бы странно требовать связности (с одной стороны, пламенные речи о свободе и демократии, с другой – привычная селекция младенцев). Тоталитарный потенциал реализуется здесь гораздо мощнее и эффективнее – в завораживающей пластике кадров и монолитном телесном восторге скульптурных торсов.

Эти 300 могучих тел – в сущности одно целое. Стань его частью – или ничем, другого пути быть не может. И никакого иного телесного соблазна нет: напрасно Ксеркс – карикатурный восточный демон в два человеческих роста с пирсингом и пластикой гомосексуалиста – в самой удивительной сцене фильма нежно обнимает за плечи спартанского царя Леонида. Не на того, что называется, напал.