Любимый цвет, любимый размер
Поводов для тоста сразу два: “Трусы”, во-первых, классная пьеса, а во-вторых – хороший спектакль. Сходятся эти качества не то чтобы часто. Активисты новой драмы и документального театра вольны полагаться на собственные постановочные силы и свято верить, что текст все скажет сам за себя, но, когда за написанные ими буквы берется профессиональный режиссер, результат бывает заметно бодрее.
А “Трусы” требуют от постановщика как минимум легкости и остроумия. Павел Пряжко сочинил историю, похожую на укол зонтиком: резкий, игровой, очень театральный текст.
Его героиню сериалами не корми, дай только купить новые трусы. Соседи – быдло мужского и женского пола – не крутят пальцем у виска, а злобно щерятся и трусы воруют. Героиня жалуется в милицию и Богу. Трусы ведут разговоры между собой и поют хором куплеты. Соседи тащат героиню на костер, но тут, как выражается ее друг по интернет-переписке, обнаруживается “точка бифуркации”: у “Трусов” два финала.
Пьесу Пряжко вообще все время тянет в разные стороны: социальная сатира и пародийное житие, шелудивый уличный язык и совершенно опереточная условность. Трусы – идеальный знак. Не говоря уж о потребительских фетишах и символике чистоты и грязи, отметим просто остроумие метафоры: сама форма этого интимного предмета – конечно же, точка бифуркации в чистом трикотажном виде, приукрашенная разве что кружевами.
Режиссер Елена Невежина не стала городить в тесном подвале Театра.doc никаких особенных фокусов. Развесила на веревке трусы, посадила в уголок диджея с лэптопом, а действие подала как набор элементарных этюдов-реприз. Зато сохранила быстрый темп текста Пряжко и форму сценической читки: актеры произносят не только реплики, но и ремарки. Что, кстати, устраняет и чисто технические затруднения. “Входит Нина в одних трусах”, – сообщает, например, выходя на сцену, играющая главную героиню Арина Маракулина (разумеется, одетая). Славное у Нины лицо: так посмотришь – чуть не Мария Фальконетти из классических “Страстей Жанны д’Арк” Карла Теодора Дрейера (луч света и страдальчески-молитвенная поза прилагаются), эдак взглянешь – не юродивая, а просто дура дурой. Понятно, что в этой точке пьесу раздирает совсем уж не на шутку. Но у “Трусов” на диво прочная ткань – тонко, а не рвется.