Огонь, кровь и любовь
Этих редких птиц – колоратурных меццо-сопрано – стали к нам регулярно привозить. Лавры Чечилии Бартоли успешно оспорила Анна Бонитатибус. Джойс Ди Донато, солистка Metropolitan Opera и Covent Garden, выдала уровень не ниже.
Статная, милая и смешливая, на сцене Зала имени Чайковского она не держалась звездой, а работала на совесть, чередуя стили и краски, амплуа и характеры обоих полов. На наших глазах певица превратилась из ревнивой жены Геракла Деяниры (“Геркулес” Генделя) в пылкую Жанну д’Арк (сольная кантата Россини). Побывав смятенным юношей Секстом (“Милосердие Тита” Моцарта), вскоре оказалась кокетливой Изабеллой (“Итальянка в Алжире” Россини) и пленительной Розиной (его же “Севильский цирюльник”). А на бис предстала моцартовским Керубино, изобразив его зажатым влюбленным подростком, и россиниевской Золушкой, торжествующей счастливую победу.
Джойс Ди Донато не забыла и повеселить публику, пофлиртовав с мужчинами из оркестра. Но главным, конечно, было пение, и только оно. Ее голос, свежий и полнозвучный, свободно летал в пределах диапазона в две с половиной октавы. Подвижность его изумительна, особенно в ариях Россини, обильно уснащенных эффектными колоратурами. Для Генделя певица выискивала звучание более парадное, для Моцарта – более целомудренное.
Вместе с певицей приехал умелый итальянский дирижер Леонардо Вордони, который вел московский оркестр Musica viva в манере, близкой к аутентичной. Умно исполненные увертюры – из “Альцины” Генделя, “Отелло” Россини, “Милосердия Тита” Моцарта – отнюдь не казались паузами между выходами певицы. Жаль только, что неуместный тембр тарелки на штативе испортил россиниевскую увертюру к “Итальянке в Алжире”. Для истинно безупречной игры молодому по составу оркестру Musica viva чуть не хватило ровности мастерства, но стилистически они двигались в верном направлении, а кларнетист Валентин Урюпин в арии Секста Parto, parto составил с певицей отменный дуэт.
Концерт Джойс Ди Донато еще и пример адекватного культурного проекта. Добротно анонсированный без излишней сенсационности, он содержал искусство высокого качества, не впал ни в гламур, ни в элитарность и собрал полный зал тех, кто оказался способен им насладиться.