Бесцветное новоселье
Формат малой сцены просто предназначен для экспериментов: оркестровая яма, а вместе с ней и барьер между артистами и зрителями отсутствуют, и сцена буквально перетекает в зрительный зал. Фантазии авторов вольготно – неформальность пространства немало помогла режиссеру Александру Тителю создать здесь свежую постановку по Моцарту.
Первым ступившим сюда хореографом стал Сергей Петухов. В начале 1990-х его имя мелькало среди создателей одноразовых проектов и концертных номеров на балетной сцене. Но никаких свершений, даже местного значения, с ним связано не было, и не случайно Петухов направил свою энергию на фигурное катание. Композиции наших прославленных фигуристов действительно можно назвать хореографическими: Петухов умеет ловко соединять четырехоборотные прыжки волнообразными движениями рук и корпуса, придумывать запоминающиеся поддержки и эффектные финальные позы в спортивных программах. Для своего первого полноценного балета хореограф взял привычные средства. Сбившиеся в начале спектакля в центре сцены исполнители, наряженные в белые плащи до пят, напоминают о культовом “Откровении” американского хореографа Алвина Эйли. И это лучший момент постановки. Освобождаясь от униформы и оказавшись в трико и купальниках разных расцветок, танцовщики не обретают индивидуальной пластики, а все так же змеятся всем телом, вихляют бедрами, вспрыгивают друг на друга из неудобных положений и с особым упорством закладывают ноги за уши. А изменение темпа от аллегро до адажио означает эмоциональные перемены от “Песни о нежности” и “Песни о беззаботности” до “Песни о любви” и “Песни о радости”.
Если бы не программка, можно подумать, что “Цвета белого” – реанимация опуса 30-летней давности, тем более что в пару к нему поставлены “Вечерние танцы” Тома Шиллинга 1980 г. рождения. Тогда на всех балетных сценах страны соревновались за то, чтобы создать свой эквивалент “Спартака”, а спектакль на музыку “Неоконченной симфонии” Шуберта принципиально не стремился к подавляющей мощи. Демонстративно скупой в средствах (пустая сцена в сумеречном свете, три пары танцовщиков, один дуэт), построенный на ассоциациях со Средневековьем (горчичная цветовая гамма, платья с высокой талией и шнуровкой, элементы старинных бальных танцев), этот балет казался интеллектуальным высказыванием о взаимоотношениях человека со смертью. Сегодня, несмотря на старание исполнителей, “Вечерние танцы” выглядят несмелым подражанием Джерому Роббинсу. Не исключено, что это вызвано особенностями сцены: камерность в спектакле сочетается с абсолютной балетной условностью.
Балет “Станиславского”, долго переживавший череду тяжелых обстоятельств, с открытием театра после реконструкции только начал возвращать себе былой интерес публики. Но расширение технических возможностей пока совпадает с сужением художественных.