Игорь Толстунов, продюсер
С Игорем Толстуновым невозможно сделать короткое интервью. Кинобизнесом он занимается уже более четверти века и обладает о нем поистине энциклопедическими знаниями. Два спродюсированных им фильма номинировались на “Оскара”. За свою карьеру Толстунов научился находить деньги на кино даже в тех случаях, когда денег нельзя найти даже на жизнь. Сегодня помимо продюсерской компании “Профит” он руководит главным российским кинофестивалем – “Кинотавром”. О финансовой истории российского кинематографа и об особенностях национального фестивального бизнеса Толстунов рассказал в интервью “Ведомостям”.
“Я сейчас не понимаю, как мы смогли выжить в середине 1990-х”
– Как вы стали продюсером?
– Когда в далеком 1974 году я заканчивал школу, то искал себе такое занятие, которое позволило бы совместить мои способности к естественным науками с любовью к наукам гуманитарным. И вот, листая справочник “Куда пойти учиться”, я набрел на интересную специальность “экономист и организатор кинотелепроизводства”. Тогда кино имело общественную значимость гораздо большую, чем сегодня: были звезды, были фильмы, которые смотрели десятки миллионов зрителей. В общем, я решил попробовать и поступил. А со 2-го курса мы уже стали принимать участие в съемках фильмов – вот тогда будущая профессия зацепила.
– Отучившись, сразу стали работать по специальности?
– Нет. Во ВГИКе нет военной кафедры, и нас всех после окончания пригласили послужить. Дня через три после выдачи дипломов нас ждали с вещами в военкомате. В армии я однажды потерял автомат, когда мы охраняли шахту с ракетой в огромном березовом лесу. Было жарко, я сложил на пенек шинель, автомат, патронташ, подсумок и пошел собирать березовый сок. Возвращаюсь обратно – пенек есть, автомата нет. У меня внутри все оборвалось. Сразу представил себе дисбат и как сейчас из этого автомата кого-нибудь здесь убьют. Я в страшном волнении носился кругами вокруг этого пенька, пока не нашел наконец автомат. Кончилось все хорошо, но это ощущение я запомнил на всю жизнь.
После того как вернулся из армии, еще пару месяцев осматривался. А потом попал в одну из самых лучших групп на студии им. Горького во главе с Сергеем Александровичем Герасимовым. Мы проработали вместе три года и сделали три картины.
– Когда вы решили заняться кинобизнесом самостоятельно?
– В конце 80-х стали появляться первые кинокооперативы, частные студии. В 1990 г. мы с Валерой Тодоровским и Сергеем Ливневым создали свою компанию – студию ТТЛ (Толстунов – Тодоровский – Ливнев). Мы начинали нашу деятельность с фильмов “Любовь” Валеры Тодоровского и “Кикс” Сергея Ливнева. Как ни странно, деньги на кино у нас были, зато проблемы были со всем остальным. Камеру или пленку купить было невозможно.
– А откуда, если не секрет, взялись средства?
– Кредит на производство мы получали очень смешно. Нам нужно было приблизительно 1,5 млн руб. Тогда, в конце 1990 г., средняя стоимость фильма была 400 000–450 000 руб., но цены уже начали расти. И вот мама Валеры Тодоровского отправила нас к своему знакомому банкиру. Мы с Валерой начали ему рассказывать, что такое кино, как это интересно и, главное, выгодно. А фильмы в тот момент действительно “катались”, проблем не возникало: снял – продал. Нас спросили, можем ли мы предоставить что-то в качестве гарантии. Мы пообещали обратиться за гарантией в Фонд Ролана Быкова. Банкира это устроило, и мы составили кредитный договор на двух страничках. И хотя никакой гарантии мы не принесли, нам выдали деньги. Забегая вперед, надо сказать, что деньги мы вернули. Думаю, их опасно было бы не отдавать.
– Дальше было проще или сложнее?
– Катастрофическими темпами стала расти инфляция. В этот момент мы закончили фильмы “Любовь” и “Кикс” и занимались производством фильма Василия Пичула “Мечты идиота”. Дальше мои партнеры готовились снимать новые фильмы, но ситуация уже была крайне тяжелой: государство денег практически не давало, а если и давало, то крайне нерегулярно и не в полном объеме, а рынок практически разрушился. И мы решились на авантюру. Деньги, которые мы занимали у своих знакомых деятелей культуры, включая мировых знаменитостей, отнесли не в какую-нибудь там “Чару”, а просто отдали одному молодому симпатичному человеку. Он нам звонил и говорил: “Мне нужно срочно 10 000 руб., и я их беру на три месяца под 50% годовых” или “Есть возможность вложить 20 000 руб. буквально на неделю, зато под 100%”. Это была классическая пирамида. Парень был ушлый, и, как несложно догадаться, он исчез с деньгами. Насколько я знаю, не всплывал до сих пор. Для нас это оказалось сильнейшим испытанием, которое мы не смогли преодолеть: остались без денег, с огромным количеством долгов и двумя незаконченными картинами. Это была абсолютная точка падения.
– Вы пытались как-то спасти положение?
– Товарищи подбили меня заниматься другим бизнесом. На еще раз одолженные деньги мы с ними стали ввозить сюда стройматериалы. Один раз мы привезли фуру какого-то польского барахла: плитку, мебель. Это все мы очень быстро продали, потом организовали склад на Варшавке, в общем, начали разворачиваться. Но не тут-то было: вторая и третья фуры продавались уже не так удачно, и дело развалилось. Честно сказать, я сейчас не понимаю, как мы смогли выжить в середине 1990-х, продолжая заниматься кино. Помню, как брали деньги у каких-то странных людей, у которых был скорее даже не офис, а такая малина в центре Москвы. Они давали приличные по тем временам деньги на картину “Мечты идиота” – $50 000 (вся картина стоила $200 000). Приехал я туда, а мне говорят: “Ты знаешь, денег нет, но есть спортивные костюмы. Вот ты их возьми и продай”. И стоят там коробки спортивных костюмов. И люди сидят тоже в спортивных костюмах, оружие чистят. Веселое было время. Я им говорю: вы поймите, я не умею костюмами торговать, у меня даже нет никого, кто бы это мог сделать. На что мне отвечают: “Деньги нужны? Научишься”. Но мы не научились. Вернули им все костюмы, только один я себе оставил.
“Это было абсолютно королевское предложение”
– Почему в результате распалась студия ТТЛ?
– В начале 1994 г. мы с коллегами решили разойтись. Перспектив не было, долги были у каждого в большей или меньшей степени. Мы решили, что каждый за свои долги должен отвечать сам. Я в 1994 г. зарегистрировал собственную компанию “Профит”. Название придумала моя жена, это аббревиатура – Продюсерская фирма Игоря Толстунова. В “Профите” мы приступили к работе над картиной Киры Муратовой “Три истории”. К сожалению, из-за отсутствия финансирования съемки остановились. Я даже не смогу сейчас ответить на вопрос, на что мы тогда жили. Думаю, что в долг. Кончилось все печально: мне пришлось продать нашу дачу, а затем – квартиру жены. Я потом, конечно, все восстановил, но на тот момент все пришлось продать.
Может быть, это немного пафосно звучит, но я в каком-то смысле благодарен этим обстоятельствам, потому что они очень недвусмысленно дали почувствовать, что это реальная жизнь, реальные деньги. Что с тобой могут сделать за государственные деньги? Пожурить, не дать тебе премию, еще что-нибудь в таком духе. А здесь просто-напросто убить могли.
– Как компания “Профит” превратилась в компанию “НТВ-Профит”?
– Очевидно, по чьей-то рекомендации меня пригласил поговорить президент НТВ Игорь Малашенко. Он очень внимательно меня расспрашивал о том, что происходит в кино. Это было летом 1995 г. Я ему честно обрисовал ситуацию. Объяснил, что кинематограф находится в состоянии полного развала, денег никаких в нем нет, заработать ничего нельзя, кинотеатры закрыты, у зрителей нет денег, чтобы пойти в кино, нет денег производить кино. Видео тогда было пиратским, DVD вообще никакого не было, телевидение за показы платило очень скромные деньги, так что это все было страшно невыгодно. Вот так мы поговорили и разошлись, а еще через какое-то время я получил приглашение пообщаться с Гусинским, который предложил организовать кинокомпанию внутри группы “Мост”. Это было абсолютно королевское предложение. У нас с Гусинским была жесткая договоренность, что он не вмешивается в творческий процесс, только определяет объем финансирования. В первый год мы закончили “Три истории”, запустили фильмы “Вор” и “Сирота казанская”. Наверное, нам повезло, и мы удачно выбрали свои проекты. “Три истории” – арт-хаусное авторское кино, которое было представлено в конкурсе Берлинского кинофестиваля. Потом вышел “Вор”: конкурс в Венеции с призами, номинация на “Феликса”, номинация на “Оскара”, призы “Ники” – масса всего. К зиме вышла скромная вроде бы комедия “Сирота казанская”, которую вот уже 10 лет подряд каждый год в новогодние праздники показывают по “Первому каналу”.
– Жить стало веселее?
– Естественно, все были довольны. Мой кредит доверия вырос, и на следующий год мы запустили 14 картин. Подавляющее большинство из них попало под дефолт [1998 г.], но закончены были все. Надо отдать должное Гусинскому: несмотря на тяжелейшую ситуацию, финансирование картин не прерывалось и все они были завершены. Он вообще четко понимал, что для телевидения крайне важна фильмотека. Предполагалось, что начало кинопроизводства – это только первый шаг, потом были бы кинотеатры. Но эта история прервалась известными обстоятельствами. Если бы все это продолжалось, то сегодня “Медиа-Мост” имел бы, я полагаю, по крайней мере добрую половину кинотеатров в стране. Я помню, что в 1998 г., например, программа “Кинотавра” на треть состояла из фильмов производства “НТВ-Профит”. Это была не вполне наша заслуга, просто в то тяжелое для кинематографа время нашелся единственный человек, который системно начал заниматься кинопроизводством.
– Как на ваш бизнес повлияла смена собственника?
– Наша компания “НТВ-Профит”, как и большинство активов “Медиа-Моста”, перешла под контроль “Газпрома”. У “Газпрома” не было своего видения развития ситуации [с кинопроизводством]. Год-полтора мы как-то пытались приспособиться к новым хозяевам НТВ, но в конце концов поняли, что это не имеет для нас стратегической перспективы, и стали готовиться к выходу на рынок. Весной 2002 г. я получил предложение от Александра Роднянского, с которым мы были давно знакомы, прийти на СТС. Телевизионные механизмы я тогда не знал, но опыт постепенно приобрел. Главное – телевидение довольно четко дает возможность почувствовать настроение аудитории.
“Никаких преференций для нас никто не делает”
– Вы вложили собственные $600 000 в фильм “Питер FM”, который собрал $7,8 млн в прокате. Много заработали?
– Мы не рассчитывали на такой результат. Прибыль до уплаты налогов составила где-то около $2 млн.
– Как сейчас обстоят дела с налоговой нагрузкой на кинопроизводство?
– Государство не облагает именно кино какими-то специальными налогами, а просто относится к этому бизнесу совершенно наплевательски – в том смысле, что не хочет понять его специфику. Допустим, мы сняли кино “Питер FM” за $1,1 млн [с учетом гранта Роскультуры]. За вычетом всех затрат получили $3 млн. По логике вещей платить налог нужно с $2 млн, потому что я потратил $1 млн, и заплатить налог надо с разницы. У нас же происходит следующее: к налоговому учету по расходной части принимается одна десятая бюджета картины, и фильм в качестве объекта амортизации учитывается в 10-летнем режиме. Каждый год амортизировать можно по $100 000. И получается, что я плачу налог не с $2 млн, которые у меня реально есть, а с $2,7–2,8 млн. Это хорошо, когда у вас доход превышает бюджет в два или три раза. Но давайте представим себе более часто встречающуюся ситуацию. Вы сняли фильм за 100 руб., а на выходе получили 130 руб. Это нормальная и очень приятная для бизнеса ситуация – 30%-ная рентабельность. Чудесно, давайте заплатим налоги с 30 руб. Но нет, говорят вам. Налог вы заплатите со 120 руб. И получается, что не только прибыли нет, но вы еще и государству должны. Абсурд полный. Эта ситуация не дает возможности развиваться. Получается, я должен таким образом строить свой бизнес-план, чтобы у меня была какая-то сумасшедшая рентабельность. А в кино это невозможно.
– Как вы с Александром Роднянским стали владельцами бренда “Кинотавр”?
– “Кинотавр” был прочно связан в сознании наших коллег с именем Марка Рудинштейна – создателя и бессменного руководителя “Кинотавра” на протяжении 15 лет. Нам с Роднянским в голову бы не пришло предложить Марку продать “Кинотавр”. Но Марк Григорьевич заявил публично, что он устал, хочет сосредоточиться на чем-то другом, а “Кинотавру” нужна свежая кровь. Он тогда заявил, что хотел бы не продать, а передать фестиваль кому-нибудь, и в числе прочих фамилий назвал и мою. Я, естественно, позвонил ему и спросил, что происходит. Он мне ответил, что ему нравится, как мы с Роднянским работаем, и если мы готовы серьезно разговаривать, то и он готов. Бренд “Кинотавр” мы приобрели за 2 млн руб.
– А заработать денег на фестивале вы планируете?
– На увеличение доходности фестиваля мы не рассчитываем, сегодня “Кинотавр” – это неприбыльное предприятие. Теоретически возможно, что фестиваль сможет заработать на своем бренде. Если спонсорам будут интересны кинематограф и его состояние, которое фиксирует “Кинотавр”, возможно, они будут готовы предоставлять нам больше средств. Тогда у фестиваля появится некий дополнительный фонд, который позволит ему развиваться.
– Одновременно с “Кинотавром” в Сочи проводится кинорынок. Это случайность?
– Еще старое руководство “Кинотавра” осуществило проведение фестиваля и кинорынка в Сочи одновременно. Сейчас мы продолжаем вести переговоры с руководством кинорынка – а там оно тоже сменилось – относительно нашего совместного будущего. Они также заинтересованы в развитии этого процесса. Для людей, которые производят кино и показывают его на фестивале, очень важно иметь возможность узнать мнение прокатчиков и владельцев кинотеатров по поводу того или иного фильма. Для индустрии крайне важна эта обратная связь. Кроме того, люди, которые прокатывают и показывают кино, после такого общения начинают по-другому относиться к фильму. Я сейчас, может быть, утрирую, упрощаю, но если вы, владелец кинотеатра, выпили чашку чаю с режиссером картины, а то и рюмку водки, то, я вас уверяю, вы будете к этому фильму относиться совершенно по-другому. В бизнесе крайне важно, когда возникают личные отношения.
– В попечительский совет “Кинотавра” входят Петр Авен, Олег Дерипаска, Михаил Швыдкой. Зачем вам столько сильных мира сего?
– Нам просто представляется, что присутствие этих людей, для которых кино не чуждо, нам поможет. Мы не просто так взяли журнал Forbes и пригласили людей из списка самых богатых. Все члены совета тем или иным образом связаны с кино. Да, в общественном сознании они ассоциируются с определенным ресурсом влияния. Все это если не создает, то дополняет и укрепляет репутацию фестиваля. Кроме того, мы всегда можем обратиться к ним за содействием.
– Материально члены попечительского совета “Кинотавру” помогают?
– Никаких прямых инвестиций или еще чего-то материального мы от них не получаем. Разве что Федеральное агентство по культуре, председателем которого является г-н Швыдкой, выделяет грант на проведение фестиваля, который составляет менее 15% нашего бюджета. Но грант этот мы получаем на общих основаниях: подаем заявку и получаем одну и ту же сумму уже на протяжении 3–4 лет. То есть никаких преференций для нас никто не делает. В этом году проведение “Кинотавра” со всеми накладными расходами обойдется примерно в $3 млн. Какие-то средства мы получим от продажи и размещения рекламы на фестивале, думаю, это будет где-то в районе 10% бюджета. Это не спонсорская поддержка, а именно доходы.
– А другие известные кинофестивали деньги организаторам приносят?
– Подозреваю, что все фестивали – не очень прибыльные мероприятия. В основном они существуют на субсидии городского или – в отдельных случаях – федерального бюджета. Расходы на Каннский фестиваль, как мне известно, прописаны и в бюджете города Канны, и в бюджете региона Прованс, и даже из национального бюджета идет поддержка. Это покрывает примерно половину всех затрат. Остальное дают спонсоры – официальные перевозчики и гостиницы фестиваля и т. д.
– Какой же резон городу поддерживать такие дорогие мероприятия?
– За счет кинофестиваля Канны известны всему миру. Потом, это все привлекает туристов, которые пополняют городскую казну. У нас несколько иная ситуация. Фестиваль “Кинотавр” – это серьезное событие в жизни Сочи, особенно в начале сезона, но сейчас оно меркнет перед возможной Олимпиадой. Там происходит колоссальная работа по приведению города в надлежащее состояние, но нам бы, конечно, хотелось, чтобы город относился к фестивалю с большим вниманием.
“Снимать кино стало очень интересно”
– Вы когда-то говорили, что “Кинотавр” должен стать инструментом развития киноиндустрии. А долго ли еще придется ждать появления работающей индустрии?
– Я полагаю, как минимум несколько лет – до некоей стабильной ситуации, до появления потока достаточно качественного кино среднего уровня. Поточное кино нужно, потому что если будет средний поток, то из него будут выпрыгивать “летучие рыбки”: из него будут время от времени появляться фильмы, которые не только станут собирать большую кассу, но и будут замечательными произведениями искусства. Если же мы будем снимать мало и потока не будет, то и появляться ничего не будет.
– Почему вы решили уйти из СТС?
– Решение оставить СТС было обусловлено лишь моими профессиональными амбициями и интересами, и в нем нет ничего личного. За те четыре года, что я проработал на СТС, кинопроизводство очень серьезно продвинулось вперед, снимать кино стало очень интересно. Но необходимость в ежедневном режиме контролировать по 30–40 телевизионных проектов канала СТС занимало все время и отнимало всю энергию. Поэтому заниматься производством я мог лишь фрагментарно, не системно, хотелось значительно большей концентрации. Вот я и попросил дать мне возможность вернуться в кино. Роднянский меня очень хорошо понял.
– Каков был оборот компании в прошлом году?
– Около $12 млн.
– А какие планы на этот год?
– Мы запускаем шесть полнометражных фильмов, восемь телефильмов и восемь сериалов. Это около 100 часов только телепродукции. Общий объем производственных затрат в этом году должен составить где-то $20–22 млн. Несколько фильмов будут крупными – $4–7 млн, остальные – в среднем около $1,5 млн. Для продюсерской компании нашего масштаба это оптимальный объем производства. Большой объем проектов нам было бы сложно контролировать, кроме того, не так много потенциально интересных идей, которые можно было бы реализовать.
– Каким вы видите долгосрочное развитие компании “Профит”?
– У нас есть два пути. Либо мы остаемся продюсерской компанией, будем запускать около 20 проектов в год, постепенно накапливать фильмотеку. Либо же мы коренным образом поменяем структуру и создадим компанию полного цикла.
– Второй вариант подразумевает инвестиции в развитие – вы будете привлекать стороннего инвестора?
– В настоящий момент мы ведем переговоры с инвестиционными структурами, для которых вхождение в кинобизнес было бы интересно.