Артист не может прийти пьяным


Леонид Роберман родился в Гомеле. Школьником играл Незнайку и зайчиков в театральном кружке. Продолжил театральное образование в Минске и в Москве, где в 1987 г. закончил факультет режиссуры ГИТИСа.

“А потом сосед по общежитию – испанец Хосе Луис Чека Понсе пригласил меня в гости. Он искал работу и постоянно ходил на интервью. А поскольку все российское вызывало тогда невероятный интерес, то он в качестве свадебного генерала брал меня с собой”, – с улыбкой вспоминает Роберман. Испанец не рассчитал: работу неожиданно предложили Роберману – пригласили провести мастер-класс в университете города Алкала-де-Хенарес. И вскоре начал давать мастер-классы по всей Испании, а потом осел в Севилье, в Академии театрального искусства набрал курс режиссуры.

Ночная смена

После шести лет работы в Испании Роберман решил вернуться. Но не представлял, чем будет заниматься на родине. Бизнесменом стал случайно. “На одной из вечеринок мой друг Михаил Белов, работавший тогда главным бухгалтером фабрики “Парижская коммуна”, спросил, почему, если я так хорошо разбираюсь в театре, я ничего в этом направлении не делаю. Белов согласился меня консультировать, и я решил создать агентство”, – рассказывает Роберман.

Офиса не было. Был факс, который Роберман купил за $482 и поставил в собственной пятиметровой кухне под столом. “Работал я по ночам и – из-за разницы времени – исключительно с Дальним Востоком”, – вспоминает Роберман и признается, что этот регион он тоже выбрал не в результате тщательного анализа рынка, а случайно. Выбор оказался верным – конкурентов у Робермана на Дальнем Востоке тогда не было вообще. Принимающая сторона оплачивала перелет, гостиницу и гонорары, которые приносили артистам в полиэтиленовых мешках.

Первый бизнес-урок

Через полгода после первых гастролей Роберман зарегистрировал ЗАО “Арт-Партнер XXI” и в том же 1996 г. поставил первый спектакль по пьесе Андрэ Руссена “Какая идиотская жизнь”. Играли Наталья Гундарева, Армен Джигарханян и Валерий Гаркалин. Еще до начала репетиций Роберман заключил договор с Джигарханяном и Гаркалиным. “А когда я пришел с этим к Гундаревой, она сказала: “А вдруг у нас ничего не получится? Ну что, мы с тобой не договоримся?” Я подумал: действительно, – вспоминает Роберман. – Но за два дня до спектакля Гундарева предложила оговорить условия сотрудничества. Вернее, просто продиктовала условия. Ее условия принципиально отличались от моих и, разумеется, не в мою сторону. Я ее поблагодарил, потому что она преподала мне первый серьезный бизнес-урок”. Теперь до подписания договора Роберман ни в какие отношения с артистами не вступает.

В договоре прописано все: начиная от того, как артист добирается до вокзала или аэропорта, и заканчивая тем, в каком номере живет на гастролях и в какой форме получает деньги. “Кроме того, в контракте оговорены штрафы, – объясняет актриса Мария Аронова (работает с Роберманом четыре года). – Артист не может неожиданно отменить спектакль или выйти из него, не может прийти на спектакль пьяным”. “Эксклюзивных контрактов у меня нет, – подчеркивает Роберман, – мои артисты могут состоять в труппе государственного театра, могут идти к другому агенту”. “Арт-Партнер XXI” давно уже не ютится на кухне. У агентства есть офис и даже небольшой репетиционный зал. В среднем только в Москве агентство дает 16 спектаклей в месяц, его оборот в 2006 г. составил примерно 30 млн руб. Число артистов-контрактников с трех человек выросло до 64. Среди них Сергей Безруков, Олеся Железняк, Елена Яковлева, Валерий Гаркалин, Михаил Полицеймако и др.

Актриса Анна Дубровская не сообщает, сколько получает за участие в спектакле “Арт-Партнера XXI”, но замечает, что “оплата за одно представление примерно равна месячной зарплате артиста государственного театра”. “Я был ведущим артистом Молодежного театра, играл 25 спектаклей в месяц и получал зарплату 12 000 руб.”, – говорит Михаил Полицеймако.

За чай и сцену

“Нет того, за что я не плачу! – заявляет Роберман. – От чая, кофе и сахара на репетициях и заканчивая арендой театра для спектакля, которая стоит от 50 000 до 150 000 руб. за вечер”. Чаще всего агентство дает спектакли на сценах Театра киноактера, Театра им. Ермоловой, Содружество актеров Таганки.

В готовый продукт тоже надо изрядно вложиться. В качестве примера Роберман приводит новый спектакль “Переполох в голубятне”, премьера которого состоится в июле. Два с половиной года назад Роберман за $10 000 купил у Жана Пуаре эксклюзивное авторское право на показ этой пьесы. “Потом мы нашли режиссера – Нину Чусову, балетмейстера, художника по костюмам, артистов. “Переполох” – дорогой спектакль, где одни только костюмы стоят $42 000. В спектакле заняты 12 артистов, и еще столько же человек его обслуживают, я уже вложил в него больше $100 000, и эти вложения продолжаются”, – комментирует Роберман. По его подсчетам, вложения в спектакль колеблются в диапазоне от $25 000 до $300 000. Спектакль окупается за срок от шести месяцев до полутора лет.

Превращение Карабаса

Прибыль приносят билеты, которые “Арт-Партнер XXI” продает по цене от 200 до 2000 руб. Не всякий спектакль окупается. “Этот бизнес – как рулетка, – считает Полицеймако, – а продюсеры – как игроки на бирже. Можно вложить в спектакль $100 000 и потерять эти деньги, а можно вложить $10 000 – и зритель пойдет”. Роберман утверждает, что в бизнесе ему помогает интуиция.

Об этом же говорит и руководитель продюсерской компании “Независимый театральный проект” Эльшан Мамедов: “Интуиция одна из важнейших составляющих профессии, именно она помогает выбрать пьесу, которая “попадет” в зрителя, актеров и т. д.”. “Антрепренер из Карабаса-Барабаса с хлыстом превратился в просвещенного менеджера, и от него в большой степени зависит успех спектакля”, – соглашается арт-директор Центра им. Мейерхольда Павел Руднев.

“Тенденция последних лет такова, что антреприза развивается и внутри репертуарного театра, когда спектакль ставит приглашенный режиссер с приглашенными актерами”, – считает заведующий кафедрой экономики и менеджмента исполнительских искусств Школы-студии МХАТ профессор Александр Рубинштейн. “Я считаю, нет смысла разделять антрепризный и репертуарный театр, ведь у них общий продукт – спектакль”, – считает независимый продюсер Ника Гаркалина, один из проектов которой – студия Soundrama уже обзавелась зданием. О собственном здании мечтает и Роберман: “Сейчас я оказался в ситуации, когда у меня 11 спектаклей и мы могли бы играть каждый день, как репертуарный театр. Но здания нет”.

Контроль над чесом

“Главный недостаток антрепризы в том, что она не выращивает актеров, а берет уже готовых и популярных. И часто все это заканчивается обычным театральным чесом”, – считает Рубинштейн.

“Есть тайное антрепризное движение, настоящий чес на самых непрезентабельных провинциальных площадках от имени театров, к которым спектакли не имеют никакого отношения”, – комментирует Руднев. “В провинцию иногда привозят такое, что зрители не знают, как реагировать, – возмущается Аронова. – Хорошо бы над этим был контроль”. Контроль могла бы осуществлять Гильдия театральных продюсеров, которую несколько лет назад предлагал создать Мамедов. “Мой призыв остался безответным. Продюсеры почему-то воспринимают друг друга как врагов. Но это же смешно! Ведь сообща-то легче”, – недоумевает Мамедов.

Вне маркетинга

Возможно, из-за подобного “вражеского” восприятия друг друга продюсеры неохотно делятся отзывами о коллегах. Из конкурентов Роберман называет одного Мамедова. С такой оценкой согласна и Гаркалина: “Мамедов и Роберман – собаку съели в этом деле. Роберман – более чем серьезный игрок рынка, один его из монополистов”. “Театральная антреприза – это мизерный рынок, на котором работают 3–4 серьезных игрока, – считает Рубинштейн. – По моей оценке, емкость театрального рынка Москвы составляет примерно 10 млрд руб., доля антрепризы в ней – не больше 1%, т. е. 100 млн руб.”.

Профессор Рубинштейн – единственный из опрошенных экспертов, кто согласился хотя бы примерно оценить рынок. “Театр вообще находится вне маркетинговых исследований, зритель нами не изучается, – заключает Мамедов, – как будто не для него мы работаем. Понятие “единая маркетинговая политика” в театре – проблемное. Наверное, потому, что театр – живое, ежесекундно меняющееся дело и помимо голых цифр большую роль в нем играют зрительское настроение, везение, может быть, даже расположение звезд”.