Уильям Рупрехт, президент Sotheby’s Global
Двенадцатого июня в Лондоне открываются русские торги аукционного дома Sotheby’s, самые крупные за всю историю. На них будет выставлено боле 50 лотов – картин и предметов декоративно-прикладного искусства. Предполагается, что сумма продаж составит около $40 млн. Компания проводит русские торги с 1985 г., но только в последние пять лет они стали приносить серьезный доход. С начала этого года наше искусство уже принесло аукционному дому 28,2 млн фунтов и стало шестым по доходности сектором Sotheby’s – после импрессионистов и модернистов, современного искусства, старых мастеров, ювелирных изделий и китайского искусства. Так что открытие в мае московского представительства Sotheby’s выглядит вполне закономерно. В интервью “Ведомостям” президент и генеральный директор Sotheby’s Global Уильям Рупрехт рассуждает о том, какие надежды ведущий аукционный дом мира возлагает на российских коллекционеров.
– Первый вопрос – о русском отделении Sotheby’s. Какие у него цели и задачи?
– Sotheby’s – международная организация и имеет представительства в 35 странах мира. Граждане России, москвичи, стали очень важными клиентами нашей компании, и наша задача – предоставить им здесь услуги. Те, которые они потребуют. Например, им может понадобиться наша помощь в приобретении каких-то произведений искусства, может быть, в сфере образования, для организации выставок. Мы уже провели в Москве три выставки.
– А будут ли устраиваться торги в Москве?
– Мы начинаем нашу работу, не имея определенной формулы успеха. Возможно, что для наших клиентов будет впоследствии важно именно проведение торгов здесь.
– Но эти торги могут стать опасной конкуренцией для российских аукционных домов. Вы думали об этом?
– Я не могу выразить чувства других, но хочу только подчеркнуть, что наши российские клиенты для нас очень важны.
– Видите ли вы какие-то особенности русского антикварного рынка, отличается ли он от других, более старых, устоявшихся?
– Прежде всего, для нас было удивительно и необычно, что наши русские клиенты начинали свои приобретения именно с предметов русского искусства, с русской живописи. Но очень быстро они стали интересоваться и другими областями искусства. И теперь наши российские клиенты стали нашими крупнейшими клиентами во всех секторах. За последние шесть лет продажи русского искусства через наш дом выросли, если я не ошибаюсь, на 1000%. В прошлом году продажи русского искусства составили $160 млн. Но это только небольшая доля того, что приобрели российские покупатели.
– Интерес к русскому искусству растет вместе с проблемой, что его на рынке не так много. Русская школа живописи достаточно, в сравнении с европейскими, молодая, и большая часть произведений национализирована. Вы ощущаете эту проблему?
– На любых рынках – картин или полезных ископаемых, бриллиантов – всегда есть проблемы спроса и предложения. Но мы думаем, что рынок искусства ожидает большое будущее, потому что в мире есть еще очень много интересных работ. Мы принимали активное участие в процессе репатриации русских картин. Многие из тех людей, кто когда-то вывез картины из вашей страны, теперь их продают, и эти картины часто находят покупателей именно в России.
– Повышенный спрос на антиквариат остро ставит проблему подделок. Собираетесь ли вы широко сотрудничать с российскими экспертами?
– Прежде всего, Sotheby’s – очень открытая компания. Мы выставляем свои картины, развешиваем их на стенах, мы рассылаем каталоги и приглашаем всех заинтересованных людей к обсуждению этих картин. Как мне кажется, в нашей фирме лучшая в мире группа экспертов по русскому искусству, и они сотрудничают со специалистами по всему миру, чтобы совершенствовать свои знания.
– Проясните, пожалуйста, какова структура вашей фирмы. Офис в Нью-Йорке головной. Значит ли это, что лондонский ему подчиняется?
– Я хочу подчеркнуть, что мы единая организация. Наши акции котируются на Нью-Йоркской фондовой бирже, как я уже говорил, у нас 95 представительств в 35 странах. Не считая пекинского офиса, который сейчас готовится к открытию. Представительство в Москве – это, пожалуй, самый крупный наш зарубежный офис за последние годы. Но мы единая команда, мы все занимаемся проблемами наших клиентов по всему миру, нет разделения по географическому признаку. Нам приходится быть глобальной организацией, потому что наши клиенты мыслят глобально, и нам нужно мыслить в масштабах всего мира.
– Вас называют спасителем Sotheby’s. Вы встали во главе компании в очень тяжелый для нее момент, ваш предшественник вынужден был покинуть этот пост после скандала и судебного разбирательства (председатель правления Sotheby’s Альфред Таубман в 2004 г. был признан виновным в сговоре с конкурентами и завышении комиссионных. – “Ведомости”). С каким чувством вы восприняли свое назначение?
– У меня, наверное, не хватило ума, чтобы сильно испугаться. Мне повезло, что у меня в компании было очень много друзей и мы вместе, общими усилиями, смогли ее восстановить. Во многих отношениях интересно быть человеком, в которого летят все пули. Приходилось передвигаться перебежками. Но тем важнее результат.
– Для выхода из кризиса компания пробовала разные начинания. Например, интернет-аукционы. Какие новые формы деятельности вы планируете сейчас?
– Мы начали интернет-торги где-то в 1996–1997 гг., и я отвечал за закрытие этого бизнеса в 2002-м. Сейчас у нас есть несколько новых направлений. Например, мы будем заниматься алмазами, бриллиантами, кредитными карточками и еще несколькими областями, о которых я заявлю в скором времени.
У нас очень интересное партнерство с Master Card и General Electric. Мы собираемся предложить первую в мире кредитную карту, которая предоставляет доступ к музейному миру. У нас предусмотрен ряд бонусов по этим картам, для многих людей это будет шаг в мир искусства. Например, у владельцев будет право бесплатного посещения более 50 музеев мира. Они смогут посещать их вместе со своими друзьями, смогут перевести деньги тому музею, который им нравится. И пользоваться этой программой будут иметь возможность не только клиенты дома Sotheby’s, а очень широкий круг людей. Это стабильный бизнес в отличие от аукционов произведений искусства, которые подвержены колебаниям.
– Ваш любимый художник – Пикассо?
– Я не могу сказать, что у меня есть любимый художник, у меня есть небольшая коллекция разных авторов, но большой картины Пикассо у меня дома нет. Но очень часто в моем офисе висит крупная картина Пикассо.
– Я спросила про Пикассо, потому что картины именно этого художника принесли Sotheby’s два рекорда (“Мальчик с трубкой” был продан в 2004 г. за $104,2 млн и считается самой дорогой картиной, проданной когда-либо на аукционах, “Портрет Доры Маар с кошкой” ушел на торгах в 2006 г. за $95,2 млн. – “Ведомости”). Какие сенсационные продажи вы готовите сейчас?
– Две недели назад мы продали картину Марка Ротко, русского эмигранта, между прочим, за $72 млн. Эта картина была написана в 1950 г., когда Марк Ротко все еще называл себя Роткович.
– В отличие от вашего конкурента, аукционного дома Christie’s, вы делаете ставку на дорогие произведения. Почему? Ведь небольшие продажи дают в результате большой доход.
– В мире очень много произведений искусства, и мы должны сделать выбор, чем будем заниматься, а чем не будем, чтобы наша компания оставалась лидером. Пять лет назад мы продавали на 70% больше лотов, чем сейчас. И продолжаем эту стратегию. Собираемся продавать меньше произведений, но именно крупных, значительных. Это наше отличие. Если сравнивать нас с нашими конкурентами, то я могу сказать, что Sotheby’s – это Porsche, а наши конкуренты – Volkswagen. Мы продаем приблизительно 30% предметов от того количества, что продает Christie’s, но у нас в два раза больше оборот.
– Ваш отец был бизнесменом, а мать – художником. Что важнее для главы аукционного дома – знать законы бизнеса или разбираться в ценности предметов искусства?
– Произведения искусства – это очень сильные, эмоциональные вещи. И люди, которые с ними работают, чаще всего очень эмоциональные и требовательные натуры. Нам приходится с большой осторожностью относиться и к произведениям искусства, и к людям, которые у нас работают. И те и другие требуют особой заботы. Люди, которые занимаются массовым производством, имеют очень слабое представление о мире, в котором работаем мы.
– Вы лично знакомы с многими серьезными клиентами Sotheby’s. Имеет ли значение для этого общения, насколько давно человек занимается коллекционированием? Ведь русские клиенты – молодые собиратели.
– Существует больше сходства, чем различий, между нашими клиентами в разных странах мира. Самое главное, что все они с большой страстью относятся к делу и начинают с коллекционирования своего национального искусства. Насколько я понимаю, на протяжении всего ХХ века в России невозможно было коллекционировать предметы искусства и поэтому накопилась энергия, сильное желание. Вот теперь это и привело к взрыву интереса.
– Если сейчас русские торги приносят в 20 раз больше прибыли, чем шесть лет назад, то это не значит, что такие темпы роста продолжатся. Не боитесь ли вы, что русский азарт быстро угаснет?
– Законов земного притяжения никто не отменял, на рынке могут быть и подъемы, и спады. Но я считаю, что рынок русского искусства отражает две вещи – растущий интерес к русскому искусству и увеличение доходов людей. Но сейчас вообще очень интересное время для работы на рынке произведений искусства, потому что продаются очень дорогие и интересные вещи и это вызывает приток на рынок еще более интересных и еще более дорогих.
– В вашем послужном списке есть должность главного аукциониста, это был важный этап вашей карьеры. В чем значение этого поста?
– Я много лет вел аукционы, я озвучивал их, говорил на них. Пять лет назад я прекратил вести торги. Только иногда веду благотворительные аукционы.
– Но почему так важна эта работа – стоять с молотком? В чем ее тонкость?
– Дело в том, что клиенты привыкают к определенному лицу, к голосу. Можно назвать человека, ведущего торги, дирижером или жокеем на лошади. Он не определяет результаты торгов, но подводит к ним. И лучший в мире жокей даже на слабой лошади добьется успеха. Но если лошадь очень быстрая, то единственная задача жокея – удержаться в седле.
– В этом смысле русские торги, наверное, особенные? Судя по результатам, там как раз много цен, объяснимых только азартом покупателей.
– Практически на каждом аукционе есть лоты, которые продаются с большим превышением наших ожиданий. Как я уже говорил, наш бизнес очень эмоциональный, произведения приобретаются очень страстно. Страстные покупатели существуют везде. Один из таких людей – Виктор Вексельберг, который купил у нас яйца Фаберже (в 2004 г. Виктор Вексельберг приобрел коллекцию изделий фирмы Карла Фаберже, принадлежавшую американскому магнату Малколму Форбсу, – 180 произведений, в том числе девять пасхальных императорских яиц, – за сумму, превышающую $100 млн. – “Ведомости”).
– Но это не было результатом торгов – аукцион не состоялся, у Sotheby’s c Вексельбергом была предварительная договоренность. Как на нее прореагировали другие клиенты, у которых были свои планы на эту коллекцию?
– Он предложил очень существенную сумму, и семья Форбс, которой принадлежали яйца, согласилась. Но это очень серьезный вопрос, который нам часто задают. Однако лот был снят с торгов задолго до аукциона, люди не успели еще купить билеты, чтобы приехать, построить какие-то планы. Семья Форбс была очень довольна предложенной ценой. Не все знают, но произведения искусства мы продаем не только на аукционах. Тем не менее каждый год от $500 млн до $1 млрд мы зарабатываем именно на продаже вне аукционов.