Мечта, кураж, Внешторгбанк
Мы договорились о встрече в отеле “Марриотт Тверская”. Дергунова появилась в холле с 15-минутным опозданием и извинениями – впрочем, излишними: разговор продлился дольше, чем предполагалось. Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы вошли в ресторан отеля – большой и светлый зал с пустующими (возможно, в это время дня) столами и улыбчивыми официантками. Правда, ланч, о котором мы договаривались, оказался в высшей степени условным: Дергунова отказалась от предложения изучить меню, попросив за все полтора часа лишь пару бокалов воды.
Дергунова – очень увлеченный человек, умеющий передавать увлеченность собеседнику. Я спрашиваю ее о портале MSN, который Microsoft обещает запустить в России в ближайшее время. На американском MSN есть поисковик, сервис обмена мгновенными сообщениями, почтовая служба, новости – а что будет на российском? “Очень хочу рассказать, но пока не могу – нельзя”, – смеется Дергунова. И все же ее явно тянет поговорить о проекте, который российское подразделение корпорации готовит еще с 2005 г. “Пять – семь лет назад, когда мы начали мечтать о MSN в России, нам приходилось доказывать самим себе, что эта мечта может стать реальностью, – делится она. – Мы долго били себя по рукам и говорили: нет, еще не время. Когда стала меняться ситуация в борьбе с пиратством, государство стало проявлять к этой проблеме внимание, мы начали проект”.
Непривычно слышать от топ-менеджера, тем более из такой технологичной компании, как Microsoft, слово “мечтать”. Между тем Дергунова употребляет его довольно часто. Может, это отголосок романтического настроя 1990-х, с которым начинали бизнес в России сотрудники компании? В те времена название Microsoft “совсем не ассоциировалось с крупнейшим производителем программного обеспечения, лидером отрасли, одной из лучших компаний на IT-рынке”, вспоминает Дергунова (сама она пришла в корпорацию в 1994 г.). “Значительно ярче звучали совсем другие имена – Borland, Computer Associates”. Но российской команде Microsoft, которую Дергунова возглавила в качестве гендиректора в 1995 г., удалось многое изменить в отношении россиян к корпорации и к IT-индустрии вообще.
Так, в 1994 г. Microsoft первой из работающих в России западных компаний представила прессе результаты финансового года. Или, например, до 2000 г. в России практически отсутствовал рынок аналитических исследований IT-индустрии. “Получить достоверные сведения даже о числе компьютеров, которые собирались и поставлялись в России, было невозможно, разговоры шли на уровне “как ты считаешь – сколько?”, – говорит Дергунова. Чтобы сформировать рынок аналитики, Microsoft начала заказывать платные отчеты по статистике рынка. Другая инициатива команды Дергуновой – разработка для российских партнеров контрактной документации, позволяющей корректно учитывать права на закупленное ПО в бухгалтерских отчетах. В последние годы объем ПО, приобретаемого в России, составляет порядка $1,5 млрд в год, напоминает она.
Но главное, пожалуй, достижение Дергуновой в Microsoft состоит в том, что она сумела убедить руководство штаб-квартиры: Россия занимает особое место в ранге стран, закупающих продукты компании. Наиболее ярко ее талант убеждать руководство проявился, когда Microsoft согласилась подписать соглашение с российским Федеральным агентством правительственной связи и информации (ныне упраздненным) о предоставлении госслужбам нашей страны доступа к исходным кодам продуктов Microsoft. Это был прецедент – ни одна страна в мире в то время не имела доступа к “исходникам” продуктов крупнейшей софтверной компании мира.
Соглашение было подписано в 2002 г. после семи лет переговоров – “жарких баталий”, уточняет Дергунова. Все это время российские власти отказывались сертифицировать ПО от Microsoft, требуя техническую информацию об этих продуктах. Стоит мне вспомнить об этом, как Дергунова переходит на “язык дипломатов”: “Учет требований госслужб страны, которая в течение 50 лет была, мягко говоря, не партнером, с которой США много лет находились в состоянии холодной войны, ставил в нашей полемике, даже внутри корпорации, определенные вызовы и сложности. Объяснить, почему нужно учитывать интересы государственной службы в стране, в которой уровень пиратства в тот момент составлял 97%, было достаточно сложно”. Тем не менее Microsoft пошла навстречу российским требованиям. Сейчас у российских госслужб имеется доступ к исходным кодам более чем 10 продуктов Microsoft, похожие соглашения с корпорацией заключили еще более 30 стран.
Чтобы убедить руководство Microsoft пойти на уступки, Дергуновой пришлось пойти по самому длинному и сложному пути – добиваться принятия работающего законодательства по охране авторских прав на интеллектуальную собственность. “В начале 1990-х мы даже мечтать не могли, что руководители страны будут с пониманием дела, со всей ответственностью обсуждать вопросы охраны прав на интеллектуальную собственность в России и связывать это с практическими шагами по развитию инновационной экономики в России”, – признается Дергунова. Но, по ее мнению, сегодня “уже неприлично воровать программное обеспечение”. В 2006 г., по данным IDC и Ассоциации производителей программного обеспечения BSA, уровень пиратства на российском софтверном рынке сократился на 3 п. п. до 80%, а Россия покинула двадцатку стран, где уровень пиратства наиболее высок.
Основатель корпорации Билл Гейтс приезжал в Россию трижды – в 1990 г. (“Есть знаменитая фотография: Билл Гейтс с коробкой MS DOS, стоящий на Красной площади, причем на куполе Кремлевского дворца еще развевается красный флаг”, – улыбается Дергунова), в 1997 г. и в ноябре прошлого года. Гендиректор Баллмер посещает Россию каждые два года начиная с 1995 г. Но “почувствовать пульс страны” Дергунова приглашала и менеджеров рангом пониже – тех, кто принимает управленческие решения, в том числе выделяет ресурсы региональным офисам. Как-то раз в Россию приехали сразу более 30 руководителей корпорации. “Они побывали в обычных средних школах, в обычных российских семьях. Мы прокатили их на метро, потому что на дороге была пробка. Все смотрели по сторонам и говорили: “Вот она, Россия!” До сих пор шлют письма”, – улыбается Дергунова.
Время подходит к концу, а мы еще не поговорили о новом месте работы Дергуновой. Разговор об этом она заводит сама. “Двигаясь вперед, я вижу, что IT-индустрия, которая остается за плечами, выросла и развилась до состояния, когда ей ничто уже не угрожает. И мой “материнский инстинкт” отпускает меня идти дальше”. Почему она выбрала ВТБ? “Мне очень интересно принять участие в преобразовании большой государственной машины в публичную компанию. Процесс, через который будет проходить банк после размещения акций, не менее сложный, чем сам механизм размещения. Теперь нужно будет доказать всем акционерам, что вложенные ими в ВТБ средства будут прирастать, что банк понятен, прозрачен, успешен, надежен. Новая область, новые задачи”. Дергунова хитро улыбается – кажется, она в самом деле очень довольна.
“Много лет назад я определила для себя, что работать и жить я буду в России, – говорит Дергунова. – Оставаться внутри Microsoft и при этом не уезжать из России, наверное, было бы сложно и не очень продуктивно. Оставаться в роли президента можно пожизненно, но в возрасте 42 лет возникает кураж принять участие в тех изменениях и процессах, которые идут в твоей стране”.