Кровная месть – не грех

Законопроект ужесточает ответственность за экстремистские преступления и их пропаганду. “Враги России стремятся использовать экстремистов в качестве пускового механизма взрывоопасных национальных конфликтов. Бездействие в такой ситуации совершенно нетерпимо”, – заявил журналистам первый вице-спикер Олег Морозов. Ряд статей УК дополнили квалифицирующие признаки – мотивы политической, идеологической розни либо ненависти или вражды в отношении социальной группы.

Документ был принят в первом чтении в середине мая. Но после резкой критики со стороны силовых ведомств и общественности его решили исправить. Ко второму чтению из законопроекта исчез ряд норм – например, наказание за публичное оправдание экстремизма. Остались такие новации, как прослушивание телефонных переговоров подозреваемых в экстремизме.

Много вопросов вызвала кровная месть как отягчающее обстоятельство, рассказывает источник в Госдуме. После долгой дискуссии за закрытыми дверями из списка экстремистских преступлений этот признак исключили.

Независимый депутат Сергей Попов считает, что депутаты совершили ошибку, ведь кровная месть – “страшный экстремизм”. Представлявший законопроект единоросс Дмитрий Еремин с ним не согласен: если преступление по мотиву кровной мести приобретает массовый характер, то его можно трактовать как экстремизм.

Обычай кровной мести бытует в основном на Северном Кавказе – институты по примирению кровных врагов есть в Чечне и Ингушетии. Это пережиток родового общества, а у экстремизма политический смысл, а не религиозный, отмечает Энвер Кисриев из Кавказского центра РАН. Кровная месть подпадает под другие статьи УК, согласен директор Центра этнополитических и региональных исследований Владимир Мукомель.

Определение экстремизма туманное и позволяет включать в него все, что угодно, отмечает Кисриев. В устах политиков он становится синонимом подрывной деятельности, как в 30-е гг., и расширительная трактовка направлена на ограничение гражданского общества, заключает Мукомель.