Колокола, молитвы и цыганка Груша
Рассказ о мытарствах Ивана Северьяновича Флягина на пути из крепостных в монахи Щедрин ведет в приглушенном исповедальном тоне. Сюжет Лескова превращен в житие. Мастерски написанная партитура излагает его узнаваемой музыкальной речью, настоянной на колокольности, знаменном распеве, хоровой литургии и городском романсе вперемешку.
“Опера” здесь условное обозначение. Персонажи любовного треугольника – Иван (бас), его пассия цыганка Груша (меццо), любящая Князя (тенор), – не разыгрывают страсти, а ведут размеренное повествование, изредка задерживаясь в ариях. К тому же между солистами поделена партия Рассказчика, как в оратории, – от третьего лица.
Но главным героем стал хор: его монолитная масса то изображает удары колокола, то каждая группа оживает изнутри в полифоническом плетении. А тишайшие протянутые звуки (хор поет с закрытым ртом) превращают светское пространство зала в храм с обволакивающей акустикой, благодатной для долгих монологов-молитв.
Не то чтобы в сочинении нет динамичных, эффектных мест, просто они не становятся вехами. Равнинный ландшафт полуторачасовой оперы, как бы мил сердцу он ни был в каждом отдельном соло и хоре, не пошел на пользу целому, ставшему размеренной чередой эпизодов. Задушевный, безыскусно-безысходный дуэт Князя и Груши, где тенор и меццо не отличить, когда они расходятся после долгого унисона (блестящий слуховой обман), – мог бы стать тихой кульминацией, но проходит мимо рядовым полустанком.
Впрочем, кульминация в сцене гибели Груши (где Иван сталкивает ее с обрыва по ее же просьбе) состоялась. Инъекция театральности оказалась кстати: короткий взлет – и весь состав рушится вниз в глиссандо, быстро теряя силу и оставляя лишь выдох солистки.
Молодая Кристина Капустинская (Груша), в придачу к темно-прозрачному тембру, показала умение враз схватить зал под уздцы и вести его сколь угодно долго на поводу у своего ограненного пианиссимо. Она составила достойный терцет с Сергеем Алексашкиным (звучный Иван) и Евгением Акимовым (певшим Князя еще на нью-йоркской премьере). Под управлением Валерия Гергиева опус Щедрина прозвучал на уровне. Чуть заметную развинченность между группами компенсировали выпуклые детали.
Зал приветствовал композитора еще до начала, а в конце Щедрина десять минут чествовали стоя. И не скажешь, чего больше было в этих чинных, дружных аплодисментах – благодарности за музыкальное переживание или почтения к живому классику.