НАША СМЕНА: Универсальный антиамериканизм


В своем недавнем интервью журналу SmartMoney экс-премьер Егор Гайдар чуть ли не с ужасом отметил рост антиамериканских настроений среди российской молодежи, в том числе в Московском университете и Высшей школе экономики. По его мнению, нынешний внешнеполитический курс России во многом следует объяснять этим обстоятельством: “<...>А теперь антиамериканизм и здесь. Власти вынуждены с этим считаться <...>”. Но это, так сказать, жизненные наблюдения и эмоциональные замечания человека, ставшего жертвой мифа о самом себе, не подготовленного к этому психологически и раздавленного грузом во многом не заслуженной ответственности.

А вот объективная научная картина. В Московском центре Карнеги прошла презентация социологического исследования, проведенного в 2004–2007 гг. в 44 регионах России, “Путинское поколение: политические взгляды российской молодежи”. Его организовали Сара Мендельсон из Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон) и Тед Джербер, профессор Университета штата Висконсин. Резюме таково: потенциал антиамериканских настроений, распространенных среди российской молодежи, негативно влияет на отношения России и США в долгосрочной перспективе.

Но оставим будущее, сосредоточимся на прошлом и настоящем. Одной из главнейших ошибок реформаторов в начале 90-х был экономический детерминизм. Они наивно (как выяснилось теперь) верили, что вслед за становлением рынка, частной собственности, отменой цензуры, свободой передвижения изменятся политические взгляды людей, в особенности поколения next, выросшего уже не при совке. Вспоминаются заклинания и Анатолия Чубайса, и Бориса Немцова, и других демократов периода ельцинской кампании 1996 г., уверявших, что пройдет несколько лет, свободная молодежь вкусит рыночных плодов – и Россия станет нормальной европейской страной.

Увы, все не так или не совсем так. В бытовом плане Россия, по крайней мере в Москве и городах-миллионниках, уже европейская страна, в ней немало специалистов и управленцев, не уступающих западным, зарубежные инвестиции прибывают в количестве, непредставимом в 96-м. Но “гораздо более важный вопрос, – как спрашивал в свое время Воланд, – изменились ли эти горожане внутренне?”

Спустя 70 лет после пришествия нечистой силы в Первопрестольную мы можем ответить, что россияне – люди как люди, только антиамериканизм их испортил. Травма нации от падения империи оказалась куда глубже, чем представлялось. Как показывают результаты опроса Мендельсон и Джербера, более чем для половины “путинского поколения” распад СССР так или иначе – катастрофа. Вероятно, по той же причине для внуков “детей Арбата” в деятельности Сталина позитивное перевешивает негативное.

Оказалось, что для человека важно не только хорошо зарабатывать, но иметь нечто для надличной гордости. Когда с нацией не работают ответственные политики, когда ей не разъясняют из года в год, изо дня в день элементарных, пусть и нудных истин (а именно это случилось с Россией), то пустоту в душе заполняет суррогат.

Антиамериканизм – именно такой суррогат, универсально пригодный для Венесуэлы и Палестины, для России и Ирана. Любопытно, что, по данным упомянутых исследователей, более всего антиамериканизм распространен среди москвичей-мужчин с университетским образованием. Напротив, менее всего ненавистников Штатов среди российских мусульман, что поразило американцев. Впрочем, это вполне объяснимо: татары и чеченцы куда меньше, чем этнические русские, подвержены имперским соблазнам – неразлучным спутникам антиамериканизма.

Важнейший урок заключается в том, что реформы должны проводиться в комплексе – экономика не должна отрываться от политики. Восточная Европа от Польши до Эстонии оказалась успешной потому, что приватизация следовала за решительным обновлением госаппарата и политической элиты. Армия и спецслужбы, суды и депутатский корпус не просто люстрировались, но и принуждались к игре по новым правилам – под контролем гражданского общества и СМИ.

Егор Гайдар с единомышленниками в ноябре 1991 г. избрали другую стратегию, которую Евгений Ясин самокритично назвал “построением либерализма, но не демократии”. Добровольно согласившись на роль младших партнеров Бориса Ельцина, безголосых и бесправных во всем, за исключением экономики, они (и все мы) получили то, что получили, – быстро растущую рыночную экономику и вопиюще отсталую политическую “надстройку” над ней, в которой заправляет ограниченная и враждебная Западу элита, плодящая в лучших вузах рыночников-антизападников, – ситуация, схожая с Германией перед 1914 или 1933 гг.