“Показывать русских художников за границей трудно”
Куратором российского национального павильона на проходящей сейчас Венецианской биеннале впервые стала директор Московского дома фотографии Ольга Свиблова. Сегодня Министерство культуры РФ официально объявит о назначении ее куратором, а Василия Церетели – комиссаром и следующей, 53-й Венецианской биеннале. Свиблова считает, что в этом году успех русского проекта был очевиден – не только творческий, но и коммерческий.
– Награды Венецианской биеннале – “львов” разного достоинства – объявят только на закрытии, в ноябре. Как же сейчас можно оценить, насколько наша экспозиция была удачна, тем более коммерчески, ведь биеннале – это мировой смотр, чемпионат мира по современному искусству, а не ярмарка?
– Биеннале – это такая ситуация, в которой о рынке не думаешь. Я вот, по крайней мере, этого в голове не держала. Но в первый же день, когда туда пускали только випов и прессу, стало понятно, что наш проект удался. Никакой информации еще не было, а сарафанное радио уже заработало, и к нам пошел поток народа. В павильон дважды возвращался директор Центра Помпиду, потом пришли из “Тейт модерн”. Когда к тебе приходят люди из первых мировых музеев и не по одному разу, то вдруг понимаешь, что процесс пошел. Что все хорошо.
– Инсталляции заработали?
– Хорошо, что всем они нравятся! А потом пошла галерейная публика, и началась борьба за художников. Галеристка художника Пономарева просто поселилась у меня в павильоне, потому что к Саше сразу же подошли из нескольких галерей с просьбой о сотрудничестве. Все говорили: мы хотим увидеть у себя и “Душ”, и “Дворники”, и “Волну” (инсталляции Александра Пономарева в российском павильоне. – “Ведомости”). Что случилось с фильмом группы АЕС, мы даже не обсуждаем. Их “Последнее восстание” существует в пяти плюс одна копиях для трех экранов и для одного экрана, и оно разошлось в первый же день. Мне до сих пор пишут и звонят те, кто эту анимацию хочет. Понятно, что я ничего сама не могу продавать и не продаю, но направляю всех к художникам и их галеристам. Но если существует всего четыре копии и третья продается по цене в 300 000 евро, то это нормально. Не рекордно, но нормально, ведь видео – это не самый дорогой сектор рынка. Но группа АЕС не молодые художники, за их коммерческим успехом стоят как минимум 10 лет каторжного труда. Кстати, они самые цитируемые русские художники, их работы чаще всего репродуцируют.
– А они не будут наращивать тираж, если на работу такой спрос ?
– Конечно нет, когда люди выходят на такой уровень, они уже ни в какие игры не играют. На инсталляции Саши Пономарева “Душ” и “Дворники” стоит очередь. Он будет повторять их в тираже, оговоренном с его галереей. Будет делать новые версии этих вещей, адаптируя их к новому пространству. Когда я открывала в Лондоне выставку Родченко, там была большая выставка живописи Джефа Кунса, до этого открылась маленькая выставка его скульптур. И что удивительно: приходишь на вернисаж, а все работы уже помечены красными точками, проданы. На них, оказывается, люди по два-три года стояли в очереди. И на этой выставке у меня три очень серьезных английских коллекционера попросили “Душ”. На инсталляцию Бартенева есть заказ из Нью-Йорка. Два крупных музея – пионера в покупке интернет-арта ведут переговоры с Юлией Бочковой. Вспомним, что еще пять-семь лет назад никто не знал, как видео продавать, а теперь появляется рынок интернет-проектов. Так что можно сказать, что весь наш павильон продан. И я счастлива: художники вышли на рынок и в музейное пространство. У АЕСов сейчас три музейные выставки, потом будет их огромная выставка в Риме. Выставка Юли Бочковой в октябре открывается в Париже в Европейском доме фотографии.
– Западные газеты пишут, что французский и английский павильоны давно распроданы, но в них показывали только одного художника.
– Мне все задавали вопрос, почему я не поставила одного художника в павильоне. Для этого было много резонов. Я хотела, чтобы пришли разные люди, я и строила павильон из двух зон. Наверху, на втором этаже, был Пономарев, и я знала, что он понравится франкоязычному миру и людям с утопическим романтическим мышлением. Тема потери самоидентификации, поиски себя в безумном потоке масс-медиа – это последнее “адье” телевидению, про него современное искусство все сказало. А внизу, на первом этаже и у входа, была рефлексия на тему нового пространства, виртуального мира. Другой резон, что один художник в павильоне может быть, когда это звезда, а среди наших художников звезд мировой величины нет.
– В таких местах, как Венецианская биеннале, и делают звезд, и наших художников, как вы сами сказали, выставляют западные галереи.
– Десяток-полтора имен – это ничто для такой огромной страны, как Россия, обладающей фантастическим художественным потенциалом. Что-то должно произойти, чтобы нашим современным искусством снова заинтересовались, как это произошло на заре перестройки, когда художники служили переводчиками с советского языка и страна, которую никто не понимал, стала ясна миру. Такая мода сейчас на китайское искусство, была на иранское. Но установка, что русские – это не европейцы, ощутима. Показывать русских художников за границей очень трудно. Западные галереи и музеи вроде хотят наше искусство, но все время сомневаются, как его показывать, будут ли на него ходить. С испанцами или итальянцами таких вопросов не возникает. Но мы должны говорить с миром так, как будто этой проблемы нет, тогда и они с нами так же заговорят. И это огромная работа наших художников, галерей, институтов. Поэтому каждый раз, когда художники получают новое предложение, это колоссальная победа России.
– Она стала побеждать?
– Вот смотрите, есть государственное решение: 2009 год будет годом Франции в России, 2010-й – годом России во Франции. Предусмотрена большая обменная культурная программа. А эту осень без всяких государственных решений можно назвать русским сезоном в Париже. В “Мезон Руж”, статусной организации, показывающей современное искусство, будет выставка соц-арта из Третьяковки. Одновременно в Espace Louis Vuitton будет выставка современного русского искусства. Евфросину Лаврухину выставляет отличная галерея. Это уже успех для нашего современного искусства. Ведь все хотят мегазвезд, имена, а у нас их нет. Но мы постепенно вписываемся в общую картину и в рынок.
– Интерес к современному искусству сейчас велик, судя по ценам на него.
– Цены стремительно растут на фотографию, опережая по темпам роста цены на искусство вообще. Прежде всего, как ни странно, цена растет на современное искусство, работающее с фотографией. И это страшно, как страшен вообще рост цен на современном художественном рынке.
– А что же страшит?
– Обвал. Сейчас мы переживаем такой же бум на рынке, как в конце 80-х гг. А в 1991 г. цены не просто упали, а обвалились. И только последние три-четыре года рынок отряхнулся и пошел вверх. Десять лет потребовалось на выживание и стабилизацию, затем начался постепенный подъем, а сейчас – повальный рост цен на все. Прежде всего рыночные цены растут на художников, которые уже попали в обойму. Они тянут за собой молодых. Но когда видишь, что работа начинающего автора стоит 15 000–20 000 евро, понимаешь, что при обвале он окажется первым, кого вытеснят с рынка. Когда в мире появляется много свободных денег, то начинаются крупные инвестиции в искусство. В какой-то момент кажется, что от этого выигрывают все, но после обвала оказывается, что устояли немногие. Масса галерей после кризиса начала 90-х закрылись, обанкротились. Когда художник несколько лет держит цену в 30 000, а потом не может выйти на 3000, то это для него катастрофа. И я с большим скепсисом и опасением слежу за нынешним ростом цен. Особенно аукционных. В результате покупательского азарта работа художника уходит по астрономической цене. Дальше с ним очень трудно работать – продажа ниже аукционной цены вредит его репутации, а так дорого его уже не покупают. Такая ситуация может вытеснить художника с рынка.
– Как от этого уберечься?
– Упорно работать. Вот Лена Селина 10 лет трудилась и теперь пожинает плоды: ее галерея XL отлично выглядела на ярмарке в Базеле и у нее все продается. И у Айдан тоже. Сильные и разумные переживут любой кризис.