Нарисуй мне барашка
Впрочем, сейчас ее зовут мать Бернадетта-Мари, она монахиня в миру – и от ее проповеди в поддержку нового альбома Theology каждый получил больше, чем ожидал.
Полтора десятка лет назад никто не верил, что это надолго. Только что отправились в мир иной Курт Кобейн и Фрэдди Меркьюри, и на расчистившемся поле стали всходить новые, помельче, звездочки – Crush Test Dummies, Сюзан Вега, Ричард Маркс. В одной обойме с ними единственным хитом Nothing Compares 2 U просияла трогательная, стриженная наголо девушка-ирландка с бездонными глазами. Песне (ее для девушки написал Принс – последний великий поп-артист той эпохи) было суждено, наравне с And I Will Always Love You Уитни Хьюстон, стать главным “медляком” своего времени, надолго занять первые места всех чартов Европы и Америки – и навсегда остаться трейдмаркой певицы, двигателем ее славы.
Если бы не характерная стрижка и громадные глаза, Шинейд можно было бы спутать с уборщицей – даже ее музыканты, включая девушку на бас-гитаре и виолончелистку, выглядели куда параднее. Убедить себя в том, что перед тобой поп-звезда, было сложно – на протяжении всего концерта О’Коннор резко и диковато поворачивала голову в сторону от микрофона, таким образом оперируя громкостью и объемом звука своего неслабого голоса.
Собственно, и сама Шинейд О’Коннор быстро стала трейдмаркой, объектом повышенного внимания своих продюсеров и их инвесторов. Вряд ли ей диктовали, что и как петь, – но уж как выглядеть, где и за сколько выступать, точно решала не она. Из нее делали поп-певицу по готовым лекалам – наряжали в длинное обтягивающее платье, заставляли хлопать длинными ресницами. Стриженый дичок стал брыкаться: не хочу быть имиджевой моделью, хочу быть невестой Христовой; не хочу быть мирянкой в Ватикане, хочу сама крестить и благословлять. Она быстро и заслуженно стала любимицей таблоидов, только персонажами ее интриг и разводов стали не звездные коллеги, как обычно бывает, а церковь – она порвала в прямом эфире NBC портрет папы римского, приняла сан священника под омофором обновленческой Независимой католической церкви Ирландии. В ее голове – и на ее пластинках – чудесным образом сплетались эфиопско-ямайская религия растафари (сильно измененный иудаизм) и христианство; материи Божьего присутствия на небе и должного поведения людей на земле постепенно вытеснили в ее лирике вопрос о присутствии рядом любимого человека.
Это было ясно видно на концерте – когда она вспоминала что-нибудь из старенького, ее глаза смотрели куда-то вниз и вбок, и казалось, что она напевает почти под нос. Но как только приходило время очередного гимна, Шинейд распрямлялась, ее глаза открывались во всю ширь и начинали гореть пророческим огнем, а мощнейший и чистейший голос резал колонки и сшибал зрителя с ног. Вот на 20-й минуте концерта зазвучала ирландская дудочка-уистл, вслед за которой ударили барабаны – и заиграла тревожная Book of Life of the Lamb 2000 г., настоящий религиозный гимн посильнее любой раскаленной проповеди Боба Марли и Питера Тоша. Семь лет назад Шинейд как раз и была сильно увлечена ямайской музыкой и религией – в наследство от того увлечения нам осталась эта “Книга жизни Агнца”, в которой она с детской легкостью, шутя сплела две народные традиции – ямайскую и кельтскую. Смешно, что сама певица на сцене больше всего походила на Волчка из норштейновской “Сказки сказок”.
Публика часто разъезжается в отпуска, когда приезжает большой артист, или в полупустом зале ждет себе единственного знакомого хита, с которым связаны воспоминания об ушедшей молодости, а остальные слушает вполуха. В этот раз все было ровно наоборот. Трещавший по швам зал (рассчитанный тысячи на три народу), разумеется, исполнил хором непременную Nothing Compares 2 U, но встретил оглушительным ревом и великолепные неторопливые госпелы, и акапельные номера (их на три голоса исполнили обнявшиеся у микрофона певица, бас-гитаристка и виолончелистка), и тишайшую On the Rivers of Babylon – песню на псалом Давида, ставшую известной в исполнении Боба Марли, а в версии проекта Boney M превратившуюся в бездумный дискотечный хит. На этом концерте (равно как и на своем последнем альбоме Theology, целиком состоящем из подобных песнопений) О’Коннор исполнила ее, так сказать, ближе к первоисточнику.
Продюсеры Шинейд могут констатировать свой полный провал. От первертной мальчикообразной девушки в вечернем платье, которую из нее делали в начале 90-х, не осталось ничего. Вместо нее – певица, своим диковатым сценическим обаянием могущая соперничать с Бьорк, масштабом дарования – разве что с Патти Смит и силой проповеди – со священниками черных церквей Америки. Помирись она с Ватиканом – хоть завтра назначай ее бригадиром миссионерского агитпоезда безо всякого кастинга.
В США и Европе, кстати, христианские музыканты давно перестали быть герметичной субкультурой – финнами, шведами и американцами, поющими во имя Христово, стали интересоваться и восторгаться наравне с молодыми инди-кумирами. Может быть, сейчас для О’Коннор наступило самое время – если бы она не скрылась после первого биса, а, например, предложила бы залу спеть с ней Символ веры, думается, никто бы не отказался от такого предложения.