Враги на диване
Восемь лет назад Эдвард Саид выступил с инициативой собрать молодых музыкантов из арабских стран и Израиля на совместные мастер-классы в Веймаре, культурной столице Европы 1999 г. Резонанс оказался столь громок, что воркшоп из одноразового мероприятия превратился в долгосрочный проект. Из музыкантов составился оркестр “Западно-восточный диван” – название позаимствовали из стихотворного цикла Гете. “Диван” по-персидски – присутственное место, там собираются сановники, обсуждаются проблемы и выносятся коллегиальные решения. Восточный аналог парламента, одним словом.
Домом-базой оркестра стала Севилья. Летом там собираются отобранные музыканты-рекруты: занимаются на мастер-классах, вырабатывают ансамблевые качества, готовят программы к предстоящим турам. Состав оркестра ежегодно обновляется: в марте или апреле два доверенных человека Даниэля Баренбойма отправляются в путешествие по столицам Ближнего Востока: Дамаск, Бейрут, Амман, Каир, Стамбул, Тель-Авив, Иерусалим. В этом году в оркестре есть и музыкант из Тегерана.
По-настоящему начинаешь осознавать пафос замысла, только когда воочию видишь араба и израильтянина, сидящих за одним пультом и мирно улыбающихся друг другу. Гуманистическая составляющая события явно ценнее, важнее и выше простого акта совместного музицирования. Получается, что пространство культуры – единственное пространство, где евреи и арабы могут не просто сосуществовать, играя Моцарта, но и реализовать утопическую мечту о единении во вселенском масштабе. Эти ребята очень похожи: черноволосые мальчики и девочки с общими семитскими корнями.
Кстати, в масонских ложах – к одной из них принадлежал и Моцарт – считаются запретными три темы: национальность, религия и политика. Считается, что эти темы разделяют людей. Моцарт же объединяет.
С Моцарта и начали концерт в Моцартеуме: сыграли Sinfonia concertante, где четыре сольных партии великолепно исполнили четыре духовика – два араба и два израильтянина. Особенно хороши оказались гобоист Мохаммед Салех и кларнетист Кинан Азмех. Но в основном в оркестре WEDO струнники – израильтяне, а духовики (“деревяшки”) – арабы. Объясняется это просто: арабский инструментарий включает в себя массу видов и подвидов деревянных духовых типа зурны и дудука, традиция игры на них хорошо развита. А дети из еврейских семей традиционно занимаются на скрипках и виолончелях, из них и выходят лучшие струнники.
Саунд оркестра между тем показался ученически робким, резковатым и неуклюжим. Что неудивительно: гармоничный, слитный звук вырабатывается годами, а у ребят для совместной работы было всего месяца два. Нет нужды сравнивать игру молодежного оркестра с такими зубрами, как Wiener Philharmoniker, однако наивность и старательность, с которой оркестр играл Моцарта, была трогательна и мила.
После небольшой паузы, вызванной перестановкой, на сцену вышла сияющая и победительная Вальтрауд Майер. Она выступала под рояль. Из цикла Шумана “Мирты” Майер спела только одну песню – “Талисман”. Но торжественный зачин на слова Гете: Gottes ist der Orient! Gottes ist der Okzident! – прозвучал в ее устах как девиз всего концерта.
Цикл Вагнера “Песни на стихи Матильды Везендонк” Вальтрауд Майер совсем недавно пела в Петербурге, тогда ее голос звучал ярко, пламенно, полногласно. В Зальцбурге певица, увы, оказалась не в голосе и не в тонусе: в верхах отчетливо проскальзывала хрипотца, интонация подавалась вяло. Да и рояль у арабского пианиста Салема Аббуда Ашкара дребезжал, звучал плоско, без обволакивающих вагнеровских обертонов.
Концерт для девяти инструментов op. 24 Антона Веберна исполнили великолепно. За пультом стоял Баренбойм, он обеспечил ритмически безукоризненную интерпретацию опуса. Юная арабская певица Ханна Алаттар спела “Бахиану № 5” бразильянца Вила-Лобоса. Апофеозом концерта стало исполнение “Истории солдата” Стравинского; в качестве чтеца выступил сам Патрис Шеро, выдающийся режиссер. Живой, впечатлительный, реактивный, он сразу же завладел вниманием зала. Сочетание истинно французского шарма и юмора с трезвым режиссерским расчетом, умение правильно рассчитать динамику фразы, манипулировать пространством текста и пространством узкой сцены – и при этом выразительная мимика, жестикуляция, нарочито аффектированная, временами скандированная интонация. Шеро мигом превратил выступление в театр одного актера, в котором музыка Стравинского оказалась иллюстрацией – значимой, но не главной составляющей представления.
Вечером в том же зале Доротея Рёшманн под аккомпанемент Карима Саида пела Шуберта, Томас Хэмпсон – Штрауса и Вольфа, в качестве дирижера выступал Пьер Булез. Словом, в тот день WEDO выложился до конца, показал разные грани умения в разных жанрах, формах и ансамблях. Одно оставалось неизменным: программа строго держалась в австро-немецком русле, от Моцарта до Веберна. Арабо-израильский музыкальный диалог развивался на поле европейской культуры – и это было замечательно.