Противостояние: Время державности

Рассуждения о новом глобальном противостоянии вдруг стали очень популярны по обе стороны Атлантики. Неделю назад Кирилл Рогов в статье «Другой капитализм», опубликованной на этой странице, затронул важный аспект темы. Понятия «экономический успех» и «построение демократии», которые были неразрывно связаны на протяжении многих десятилетий, как будто отделились друг от друга. Экономический бум в России и Китае не сопровождается построением демократических институтов «универсального» типа. Есть и не столь крупные страны, которые благополучно развиваются, не обременяя себя демократическими «условностями».

Опасность обобщений

Анализ феномена «авторитарного», или «корпоративистского», капитализма – удел специалистов, каковым автор этих строк не является. Замечу лишь, что лихие обобщения, объединяющие, скажем, Москву и Пекин в одну категорию, поскольку и там и там есть рынок, но нет демократии, как минимум, странны. Структура общества, тип политической системы, экономическая модель, стратегия развития и задачи, которые ставят перед собой нации и их элиты, – по всем этим показателям между Россией и Китаем нет практически ничего общего.

Более того, эволюция противоположна. Да, можно сказать, что жестко авторитарный политический строй КНР стал инициатором экономических реформ и источником роста. Но в России процесс обратный – экономический рост, катализатором которого было резкое изменение мировой сырьевой конъюнктуры, заметно стимулировал авторитарные тенденции и затормозил реформы.

В начале первого срока президента Владимира Путина проблемой было наполнение бюджета. Лейтмотивом первого послания Федеральному собранию (июль 2000 г.) была необходимость поощрять предпринимательскую инициативу и частный бизнес как источник развития. Последнее же послание (апрель 2007 г.) посвящено тому, как государству обойтись с гигантскими деньгами, которые низвергаются на него благодаря экспорту сырья. Принципиально изменилась задача, а с ней инструменты и механизмы. Станет ли сформировавшаяся таким образом система «другого» капитализма эффективной моделью – еще только предстоит выяснить.

Зачем нужна конфронтация?

Допустим, альтернатива западному капитализму существует и она объединяет страны, идущие «незападным» путем. Но почему, собственно, из этого делается вывод о неизбежной идейной конфронтации двух систем?

То, что XXI век – это столетие жесткой конкуренции, очевидно и без нагнетания страстей про идеологический раскол. Геополитическая и геоэкономическая конкуренция «многополярного мира» – штука неприятная, чреватая разнообразными кризисами и очень сложная. Поэтому ее хочется загнать в рамки, структурировать вдоль какой-то понятной оси: «демократия против недемократии», капитализм либеральный против авторитарного и т. д.

Между тем по-настоящему конкурировать (не только в экономическом смысле) будут, судя по всему, не блоки и не группы стран, придерживающиеся каких-то общих установок, а отдельные мировые субъекты. Глобализация вызвала не только появление всемирного рынка, стирающего границы, но и растущее стремление национальных государств сохранить свою самобытность.

Рост протекционизма на Западе свидетельствует о внутренней неуверенности и подрывает принципы «правильного» капитализма. Выдающиеся достижения продвинутой рыночной экономики – высокие уровень и качество жизни, социальные гарантии и связанная с этим свобода волеизъявления – из огромного преимущества превратились чуть ли не в главное конкурентное препятствие. Трудно состязаться со странами, которые не обременяют себя трудовыми и социальными гарантиями, а также могут волевым образом концентрировать необходимые ресурсы в нужной сфере.

Неспособность действенно отреагировать на вызовы глобализации заставляет искать псевдоидеологические ответы. Хотя совсем непонятно, как воссоздание «идейного противостояния» поможет решить проблемы, с которыми сталкивается человечество.

Особенно замечательны мечтания о создании Сообщества демократий, которое наконец-то заменит прогнившую и коррумпированную ООН и будет принимать решения «по совести», без оглядки на диктаторов и автократов. За рамками этого сообщества останется большая по численности часть человечества, обладающая ядерным оружием (Россия, Китай, Пакистан, КНДР, в перспективе Иран) и контролирующая изрядную долю всевозможных ресурсов. Будет интересно посмотреть на процедуру воплощения в жизнь решений, принятых демократами.

После идеологий

Общепризнано, что XX век был веком идеологий – великих и ужасных. Именно они структурировали международную среду. И классическая суверенность государств начала размываться не после окончания холодной войны, как принято считать, а еще до и особенно во время ее. Доминирование идеологий в политике заставляло государства действовать не так (по крайней мере, не всегда так), как они действовали, например, в XIX столетии, т. е. в эпоху, когда в мировой политике безраздельно царствовал Его Величество Национальный Интерес.

Кто правит бал в XXI в.? На первый взгляд может показаться, что место идеологий занимают религии – их повсеместное возрождение невозможно игнорировать, пусть оно и не ведет автоматически к «столкновению цивилизаций». Религиозный ренессанс тоже своего рода протекционизм, попытка уцепиться за традиционную идентичность и противостоять окружающему.

При этом конфессиональная принадлежность все-таки фактор наднациональный (крупнейшие мировые религии не замкнуты внутри национальных границ) и его воздействие аналогично идеологическому. К тому же религиозная самоидентификация может служить заменой геополитической.

Скажем, политический ислам – удел стран и народов, которые не способны без него выступать в качестве полноценного мирового субъекта. Даже самые богатые мусульманские страны не претендуют на роль «полюса» многополярного устройства. Исключение, пожалуй, Иран, однако там несомненны именно геополитические, а не религиозные амбиции.

Многое свидетельствует о том, что нынешнее столетие будет временем возврата к миру, логику развития которого определяют великие державы. Не идеологии, которые они представляют, а понимание ими собственных национальных интересов. Это опасный и сложный мир, требующий выверенного подхода и очень точной оценки реальности. Стремление загнать его в знакомые лекала идеологического противостояния (пусть и слегка подогнанные «по фигуре») психологически понятно, но политически крайне опасно. И попросту безответственно.