В присутствии тех, кого уже нет

Военная эпопея Василия Гроссмана в инсценировке петербургского Малого драматического театра (в Москву спектакль привозил Театр наций) уложилась в неполных четыре часа. В них уместилась основная линия книги – история физика Штрума, который совершает научное открытие, подвергается гонениям как еврей, как чудо переживает неожиданный звонок Сталина и ломается, подписав клеветническое письмо. Рядом с ним – жена, дочка, сестра жены. Что важнее – рядом те, кого уже нет. Для Штрума это мать, расстрелянная в гетто, для его жены – погибший сын. Ушедшие наполняют собою дом: когда там молчат, молчат о них.

На сцене нет разделения на живых и мертвых. Маленькая женщина высоким голосом произносит слова своего последнего письма к сыну, просто и чуть удивленно рассказывая ему о том, как вели себя люди после прихода фашистов, и что, оказывается, те, кто в гетто сохраняет оптимизм, легче теряют человеческий облик. Татьяна Шестакова играет мать Штрума настолько достоверно, что кажется, будто это человек, которого лично ты знаешь с детства – чувство, в театре возникающее крайне редко. Московская квартира ее сына существует в окружении лагерей – и фашистских, и сталинских, – как дом героя «Соляриса» посреди океана. Штрум в пижаме в какой-то момент почти сливается с заключенными в робах. А когда оставшихся на воле накрывает любовь и на кровати сплетаются полуобнаженные тела – зэки обступают их, точно призраки. Так обозначен нерв времени, запечатленного Гроссманом, – когда неотступные мысли о тех, кто сослан или погиб, соединялись с обостренным чувством жизни, с жарким и яростным участием в ней.

Спектакль Льва Додина уязвим – хотя бы потому, что трудно перенести на сцену эпический роман и избежать схематизма. Скажем, споры в немецком концлагере, где сидят люди разных национальностей и мировоззрений, приходится сводить к немногим фразам. Да и молодым актерам, которым отданы крупные роли, не всегда хватает мастерства (впрочем, стоит отметить Данилу Козловского, с отважной сочностью играющего комкора Новикова). Но все это несущественно. Куда важнее другое: по масштабу замысла и темы, по важности обращения к этой полузабытой прозе «Жизнь и судьба» – событие того уровня, от которого наш театр уже почти отучил публику. Это разговор серьезный и определенный. Именно поэтому с такой силой звучит финальная сцена, когда поставивший подпись под клеветническим заявлением Штрум (Сергей Курышев) застывает, будто обращенный в соляной столп, – ясно, что он не простит себя весь остаток дней. Додин умеет не просто сказать, но и сказать до конца.

Премьеру играли в Норильске

Российская премьера состоялась в марте 2007 г. в Заполярном театре. На ней побывали бывшие заключенные, в том числе и те, с которыми студенты курса Льва Додина, сегодня составившие Молодую студию театра, встречались во время поездки в Норильлаг в период подготовки спектакля.