Украина – Россия: Четыре аксиомы власти
Результаты только что завершившихся выборов в Верховную раду Украины, видимо, усилят состояние неопределенности и сопутствующей ей нервозности, испытываемое в отношении ближайшего соседа российскими лидерами. Это чувство точно и лаконично выразил во время встречи с премьер-министром Украины Виктором Януковичем российский президент: «Да у вас нет оппозиции. У вас все у власти. Кто у вас оппозиция? Я никак не могу разобраться. Там все при власти у вас». Действительно, украинский пример ломает целый ряд устоявшихся и мало кем подвергаемых в России сомнению представлений.
Представление первое. Народное волеизъявление, если им не управлять, угрожает стабильности социально-экономической системы. Отсюда популярность привнесенного с Запада, но в отличие от других теорий и концептов сразу же признанного российским и «своим» термина «управляемая демократия». В оригинале «управляемая демократия» определяется британским политологом Дэвидом Битхэмом как «организация патронажа в рамках установившихся отношений зависимости, предохраняющего господствующие в обществе или государстве силы от угроз, которые может нести в себе реализация подчиненными классами их права на выбор». Действительно, жизнь на Украине продолжается, несмотря на следующую последовательность событий: революционная ситуация в ноябре 2004 г., отставка правительства Юлии Тимошенко годом позже, победа на парламентских выборах партии, возглавляемой, казалось бы, списанным с политических счетов после ноября 2004 г. Виктором Януковичем, и, наконец, сегодняшняя перспектива возвращения контроля над парламентом и правительством в руки представителей «оранжевой коалиции» (Блок Юлии Тимошенко и блок «Наша Украина – Народная cамооборона» получили относительное большинство в Верховной раде). ВВП продолжает расти, причем после некоторого замедления, зафиксированного сразу после событий ноября 2004 г., ускоряющимися темпами. В 2006 г. по темпам роста ВВП Украина даже несколько опережала Россию (107,1% против 106,7%). Индекс восприятия коррупции по версии Transparency International на Украине резко вырос в 2005 г. (т. е. система, по мнению экспертов и бизнесменов, стала более прозрачной). Хотя он потом и начал снижаться, масштабы снижения не идут ни в какое сравнение с тем, что наблюдается в России. По данным на 2007 г., индекс восприятия коррупции на Украине составляет 2,7 по 10-балльной шкале (где 1 соответствует абсолютно коррумпированной системе, в 2004 г. его значение было 2,2) против 2,3 в России (2,8 в 2004 г.). Другие индикаторы, используемые российским правительством для оценки своей эффективности, а именно рассчитываемые Всемирным банком «эффективность государства», «качество регулирования», «степень подотчетности» и другие, также показывают позитивную динамику на протяжении последних трех лет (по сравнению с 2004 г.) в украинском случае и негативную – в российском. Например, значение индикатора «степень подотчетности» в 2006 г. достигло максимального за все годы (индикаторы рассчитываются начиная с 1996 г.) значения для Украины и минимального – для России. В общем, Украина, несмотря на политические потрясения, на сегодняшний день далека от предписанных ей сторонниками «управляемой демократии» краха и смуты.
Представление второе. Власть является субъектной, т. е. из нее можно вывести все остальное – деньги, престиж и т. д., а вот сама она, выражаясь словами Ю. Пивоварова и А. Фурсова, «не нуждается в представлении другой вещи». Как позитивное утверждение, т. е. как описание складывающейся в России ситуации, этот тезис вряд ли вызывает сомнение. Но вот когда он приобретает нормативный характер – по-другому и быть не может (не должно), по крайней мере на постсоветском пространстве, – возникают проблемы. Утверждение, что «все лебеди белы» было сначала поставлено под сомнение появлением сразу трех «черных лебедей» в Прибалтике (скептики возразят, утверждая, что те никогда и не были полноправными членами российской цивилизации лебедей). Сейчас в «черного лебедя» превращается и тот, кого «белые» считали ближайшим родственником. Власть получают и, что еще более удивительно, могут отобрать, забыв про ее сакральный характер. Причем тем, кто дает или отбирает, оказывается не прежний ее обладатель (напомним, именно в связи с попыткой такой передачи и сложилась революционная ситуация 2004 г.), а самый обычный избиратель – если тот выходит из-под «управления».
Представление третье. Власть является единой и неделимой, что находит выражение в «вертикали власти» как основном механизме принятия решений и контроля за их исполнением. Пусть до советского образца современному российскому аналогу еще далеко («Увы, это утрачено во многом сегодня. Это утрачено даже в силовых ведомствах», – с сожалением отмечает в этой связи высокопоставленный чиновник из администрации президента РФ), но движение в данном направлении налицо. И в будущем, по мнению председателя Государственной думы Бориса Грызлова, высказанному на третьем всероссийском медиафоруме «Единой России» 30 сентября сего года, изменения вектора ожидать не стоит: «Я считаю, что для России очень важна жесткая система вертикали управления. Именно в такой системе наше государство развивается и будет развиваться впредь». Перспективы получения близкого к однопартийному парламента по казахскому образцу (где в ходе недавних выборов президентская партия «Нур Отан» получила 88% голосов) становятся весьма реальными после согласия действующего президента возглавить избирательный список «Единой России», что будет способствовать формированию не просто единой, а монолитной власти. Украинские события ставят под сомнение и этот аспект власти. Здесь у власти, во-первых, не один, а несколько носителей (администрация президента, Верховная рада, кабинет министров, оппозиция), и, во-вторых, наблюдается тенденция не к их объединению, а, наоборот, к дальнейшему дроблению. Власть, равно как и генерируемые ею риски, здесь не объединяется, а разделяется. Отсюда непонимание российского президента, а кто, собственно, обладает властью на Украине. Ответить на этот вопрос в российских «номинальных» категориях (есть – нет) невозможно, зато есть смысл попытаться применить ранговые, со множеством степеней (властью обладают многие, но в разной степени).
Представление четвертое. Оппозиция может быть либо «системной», т. е. встроенной в «вертикаль власти», либо маргинальной и «отмороженной». Место, отведенное российскими властями для саммита антиглобалистов во время встречи лидеров G8 в Петербурге летом 2006 г. – на предназначенном под снос, расположенном «на выселках» и тщательно огороженном стадионе имени Кирова, – в этом смысле и символично, и показательно. Место «несистемной оппозиции» – в «резервациях», дабы ограничить контакты ее представителей с «нормальными» людьми, согласными с «системой». На Украине, как правильно заметил российский президент, грань между властью и оппозицией весьма относительна. Во всяком случае, металлического барьера нет. Отставка с поста премьер-министра, даже со скандалом, здесь не означает автоматического превращения в парию (Тимошенко пережила эту процедуру несколько раз, причем только с пользой для себя и возглавляемого ею блока).
То, что жить можно по-другому, было известно давно. Но вот то, что организовать жизнь по-другому можно «здесь и сейчас», показывает именно украинский пример, опровергая тем самым сформулированные выше четыре аксиомы российской власти. А это гарантирует сохранение за «украинской проблемой» статуса раздражителя российского истеблишмента и в ближайшем будущем.