Пушкин как Холмс

Кинематограф начинает брать уроки у Бориса Акунина: в выходящем завтра фильме «1814» подростки Пушкин, Дельвиг, Кюхельбекер с друзьями ведут расследование преступления

На самом деле в «1814» режиссера Андреса Пуустусмаа и продюсеров Сергея Мелькумова и Александра Роднянского соединены два жанра и две сюжетные линии. Жанры: триллера и романтической драмы. Линии: преданной юношеской дружбы и, собственно, поисков маньяка, который, несмотря на близкое присутствие серьезных и суровых госчинов, вплоть до кошмарного Аракчеева, завелся вдруг в царскосельских парках и давай кромсать ножичком непонятной формы хрупкие горла красивых барышень. История в меру реальная, хотя, понятно, насквозь вымышленная.

Начнем, однако, с линии первой. Само название фильма, как учат повсюду расклеенные афиши, следует произносить как «Восемнадцать – четырнадцать», поскольку речь не только о том годе, зимой которого происходит действие, но и о возрасте героев (среди них фильм выделяет еще Пущина, Горчакова и Данзаса). Старшему – восемнадцать, младшему – четырнадцать. То есть находятся они в том самом живом возрасте, когда страсти захлестывают разум, не мешая, однако, приобретать первые важные и интересные жизненные опыты.

Владельцы кинотеатров очень боялись, что в рекламе фильма будет фигурировать имя Пушкина: они убеждены, что оно вызывает у юных зрителей мгновенную зубную боль. Что же, никакого имени Пушкина на афишах нет, зато есть два молодых человека, яростно дерущихся на клинках, и некая девушка, в которой не сразу распознаешь актрису Эмилию Спивак: из-за нее они, вероятно, и схватились. На самом деле не из-за нее, а один из дуэлянтов – так-таки Пушкин, несмотря на противодействие сумевший протыриться на титульную страницу фильма.

Но сборам это, надеюсь, не повредит, тем более что под Пушкиным не подписано, что это Пушкин, а в фильме он малый отчаянный, остроумный и обаятельный – такого всякий захотел бы иметь своим одноклассником. Да и поучиться в том лицее, что на экране, почти всякий юный зритель возмечтает, я уверен, почти так же горячо, как в школе Хогвартс. Эта первая линия фильма, однако, не только романтическая, но и в меру серьезная, поскольку лицеисты обретают еще и опыт свободомыслия – наряду с первым опытом борьбы за свои убеждения.

Вторая линия – поисков царскосельского душегуба – развивается параллельно. Между собой эти две линии пересекаются под очевидным сценарным принуждением, но не велика беда. Речь ведь в данном случае не о высоком киноискусстве, а о киномейнстриме. А как представитель мейнстрима, фильм «1814» выглядит весьма своеобычно в контексте нашего современного коммерческого кинематографа.

Он не дорогостоящий, не построен на спецэффектах, но кажется при этом богатым, поскольку снят в реальных (чуть не написал «декорациях») дворцах, зданиях, парке Царского Села. Он развлекательный, но и в меру, без всякой назидательности просветительский – своего рода развивающая игра. Он про Пушкина, но заставляет забыть о хрестоматиях. Он про прошлое и исторических персон, но позволяет себя с ними идентифицировать. В целом, по продюсерскому замыслу, это попытка дать начало новой линии отечественного мейнстрима – оригинального, основанного на близких своей публике темах, истории, культуре, идеях. Рассчитанного прежде всего, а может, и исключительно на внутренний рынок и внутреннего зрителя.

Без такого нормального мейнстрима отечественному кинематографу попросту не выжить. Публика в 2007-м заметно отшатнулась от родного мейнстрима. Он перестал быть лидером проката, не принес прежних денег. Публику явно разозлили агрессивные PR-кампании, много раз выдававшие за самый-рассамый фильм года откровенную халтуру, вроде бы скроенную по голливудским лекалам, но никак не конкурентоспособную. В прямом противоборстве с Голливудом нам пока (за очень редкими исключениями в виде «Дозоров», «Гамбита» и «Роты») ловить нечего. «1814» убеждает в том, что возможны и более естественные кинокоммерческие ходы.