Чем медленней, тем лучше

Картина мексиканца Карлоса Рейгадаса, получившая в Каннах приз жюри, – это два с половиной часа про то, как один мужчина любит двух женщин и не может выбрать: между семьей и страстью, долгом и плотью – ну и хватит о сюжете, совсем ведь простая история.

Не совсем. Действие замкнуто в общине меннонитов на севере Мексики. Они живут обособленно и аскетично, говорят на одном из старонемецких диалектов, молятся молча. Важнее, как ни странно, не религиозность героев, а то, что община в фильме – настоящая: Карлос Рейгадас умеет всматриваться в лица и любит снимать непрофессиональных актеров. Они и не играют в привычном смысле. Произносят короткие реплики, работают на ферме, купают детей, едут в машине, обедают, плачут.

Предыдущий фильм Рейгадаса «Битва на небесах» был куда скандальнее: богоискательство в нем напрямую соединялось с порнографией, от актеров-непрофессионалов требовался нешуточный героизм. По другую сторону скандала шли разговоры о том, кому наследует изощренный киноязык Рейгадаса – Тарковскому, Антониони, Дрейеру? С кем из новых фестивальных звезд снявший к тому моменту всего две картины режиссер совпадает в авторской стратегии: с Брюно Дюмоном, фон Триером, братьями Дарденн?

Для «Безмолвного света» эти параллели по-прежнему актуальны, но видно и стремление Рейгадаса сделать фильм, не похожий на предыдущий: никаких шокирующих сцен и драматических эффектов. Музыки нет, разговоры из сплошных пауз, много планов снято неподвижной камерой. Минут пять мы смотрим на комод, а персонажи только входят и выходят из рамки кадра. Рассвет и закат, лето и зима задают не столько настроение картины, сколько естественный ритм. Плач рождается в груди женщины вместе с первыми каплями дождя и рвется наружу, когда землю накрывает ливень, но в этом нет никакой нарочитости. Рейгадас работает мастерски: красиво, сдержанно, тонко. Так что описывать это кино приходится методом вычитания. Его простота и медлительность не выглядят провокативными. Моральные вопросы практически не обсуждаются вообще – при том, что любовный треугольник вписан в строгую систему религиозной общины. И даже финальное чудо не дает повода говорить о притче.

К концу фильма так свыкаешься с рейгадасовской сдержанностью, что объяснения вообще кажутся неуместными. Совсем как у этих странных меннонитов. Герой приходит к отцу с разговором, а тот предлагает: «Пойдем посмотрим на снег».