Россия в мире: Европейский путь


Идентификации России как европейской страны, как части большой, объединяющейся Европы препятствует целый ряд как объективных, так и субъективных трудностей.

Десятилетия советской власти только усугубили отечественную мифологию об особом предназначении страны и народа. Разумеется, Россия значительно отличается от многих других субъектов общеевропейского пространства, которое, впрочем, само весьма неоднородно. Испания и Греция очень мало похожи, например, на Швецию и Финляндию, но все эти страны входят в одну цивилизационную семью.

Как часто бывало в истории России, на рубеже веков ей предстоит решить, является ли она самой восточной страной Запада или же самой западной страной Востока. В рамках какой макроструктуры органичнее реализуется российская самобытность? Где в наиболее полной мере раскрывается созидательный потенциал страны и сдерживается разрушительный? На мой взгляд, ответ ясен: российская специфика, уже оказавшая самое благотворное влияние на мировую цивилизацию, способна в XXI в. оптимально проявиться внутри общего европейского (шире – евро-атлантического) пространства, а не за его пределами.

Раскрытие возможностей

Сила современного государства заключается в первую очередь (и в решающей степени) в сочетании компетентности и гибкости. Конкурентоспособный государственный механизм обязан быть модератором (лидером-посредником) ключевых процессов в жизни нации. Причем управлять не самими первичными процессами, а производными от них. Оптимально – производными от производных (вторыми производными, как говорят математики). Цепляясь же за старые стереотипы традиционной «державности» (производная от «держать и не пущать»), российские правящие круги рискуют растратить остаток национальных ресурсов на охранение фантомов своей исторической памяти. Мобилизация элиты посредством несостоятельных советских методов приведет лишь к закоснению государственной структуры, вызовет ступор политического и экономического развития. Вот тогда мы действительно превратимся в легкую добычу для пресловутых «внешних сил». При этом нас никто не станет завоевывать. Мы или распадемся сами, или станем объектом влияния динамичных постиндустриальных держав.

Единственный эффективный путь развития – раскрепощение возможностей, ведущее к формированию компетентной и дееспособной, национально ориентированной элиты. Эффективность и стабильность правящего класса достижимы лишь при условии его высокой вертикальной и горизонтальной мобильности, способности быстро рекрутировать субъекты, умеющие легко адаптироваться к стремительно меняющимся условиям и вызовам внутренней и внешней среды. Наиболее действенным механизмом для регулярного «проветривания» элиты могут быть только демократические процедуры. Они же, как показывает исторический опыт, лучше всего защищают общество от охлократии.

Властная вертикаль не может быть гибкой и эффективной уже в силу своих «архитектурных» особенностей. Современная мировая практика наглядно доказывает превосходство сетевых, распределенных структур управления (исключение составляют правоохранительная система, вооруженные силы и судебная система). При этом внешняя монолитность во многом иллюзорна – ведь нынешняя система состоит из разномастных субъектов. Разнобой в интересах и подходах к решению задач одних и идейно-политическая бесхребетность других делают линию, проводимую элитой, совершенно невнятной.

На Россию со всех сторон сыплются внешние и внутренние вызовы, а у нас, по сути, все продолжаются эксперименты. То с «правильной рассадкой» и «равноудаленностью». То с манипулированием идеологическими концептами для «внутреннего» и «внешнего» употребления... Де-факто продолжается борьба между парадигмами свободной рыночной экономики и расширенного вмешательства государства в экономическую жизнь – не без поощрения властей. Возрождаются худшие образцы советской управленческой традиции. Важнейшие решения принимаются келейно, в то время как конституционные учреждения, призванные вырабатывать государственную политику, систематически игнорируются. Серьезные опасения внушает и то, что опорой для реализации государственных решений часто служат силы и институты, объективно не заинтересованные в преобразованиях и даже враждебно настроенные против них.

Сближение с Европой

В этих условиях дальнейшее углубление отношений с Евросоюзом полезно и с точки зрения изучения и адаптации современных механизмов и технологий государственного управления. Особенно по той причине, что речь идет об обширной территории, состоящей из субъектов с неодинаковым уровнем экономического развития. Европейский союз накопил значительный опыт регионального и отраслевого развития в условиях жесткой международной конкуренции. Поучительна и работа европейцев в области экономического протекционизма. Нашей стране есть что почерпнуть у них, избежав чужих ошибок.

Наконец, Россия, более тесно интегрированная в Европу, просто не может утратить свою цивилизационную специфичность. Мы всегда были частью Старого Света, испытывали на себе его влияние и сами воздействовали на европейские дела самым непосредственным образом. Христианские ценности, составляющие суть европейской цивилизации, так же органичны для нас, как и для абсолютного большинства европейских наций. Старый континент объединяется, однако продолжает оставаться Европой отечеств, в том числе российского Отечества. Нельзя отвергать то, что составляет естественную часть нашей идентичности. Только вместе мы выдержим цивилизационное давление азиатского, американского и прочих мощных цивилизационных магнитов. Наиболее серьезные и влиятельные европейские государства в целом демонстрируют понимание того, что сколько-нибудь внятная политика невозможна без учета фактора России. Многие события глобального масштаба (ситуация в Ираке и на Ближнем Востоке, обострение проблемы распространения ОМУ) показывают, что совместные действия России и Европейского союза имеют, как правило, больший вес в международных делах, нежели соло каждого в отдельности.

Чрезвычайно важно, чтобы остальной мир смотрел на нас именно как на часть европейской системы. Европейская идентификация России в значительной степени сняла бы политическую неопределенность, сохраняющуюся в восприятии нашей страны соседними государствами. Неопределенность же, как известно, порождает сомнения и даже озабоченность. Стратегическое позиционирование России как европейской державы помогло бы сбалансировать и в долгосрочной перспективе придать качественно новую динамику и нашим отношениям с новыми независимыми государствами, включая Украину и Белоруссию, со странами Центральной и Восточной Европы.

В Старом Свете вновь обострилась дискуссия о перспективах вразумительной европейской политики без учета фактора России. Крайне опасно оказывать – вольно или невольно – помощь тем, кто хотел бы прочертить «окончательную» границу между Европой и не-Европой чуть западнее Смоленска и Белгорода. Где будет проходить эта граница, как она будет выглядеть – решит история. И уже сейчас эта история формируется в противоборстве двух основных европейских подходов к современной России.

Один исходит из того, что Россия должна оставаться внешним фактором для интегрированной Европы, быть ее ресурсно-энергетическим подбрюшьем и выполнять вспомогательную работу по обеспечению европейской безопасности. В остальном же Евросоюзу следует дозировать степень вовлеченности России, ограничиваясь декоративными, внешними формами сотрудничества.

Сторонники другой тенденции осознают, что шансы на сохранение передовой роли в глобальном мире скорее принадлежат Европе, объединяющей де-факто все государства на пространстве от Лиссабона до Владивостока. Чтобы оставить за собой к середине наступившего столетия лидирующие позиции на международной арене, Старому Свету понадобится концентрация всех экономических, технологических, геополитических и культурных ресурсов. При этом российско-европейская ситуация рассматривается менее утилитарно, не отвергается с порога и стратегическая перспектива превращения России во «внутренний фактор» общеевропейской интеграции.

У нас, в свою очередь, все чаще звучат сомнения относительно того, насколько стратегически оправданно европейское развитие страны, ее политических институтов – но, что интересно, не экономики. В России явственно наметилось тяготение к некоей неовизантийской стратегии. Однако Византия, как известно, не сошлась с Европой и погибла, не справившись с вызовами новых времен. Так куда же стремимся мы?