Очень прогрессивно, но без крайностей

К середине кинофестиваля возникли веские причины впасть в тоску. Берлин отчетливо отрабатывает свою известную сориентированность не на хорошее кино, а на политически важное, что чаще означает: политкорректное

Именно в эти дни стало понятно, что в Берлине важнее всего тема, но не содержание. Причем именно такая тема, которая, какой бы острой она ни являлась, выражена без экстремизма. Прогрессивно, но вежливо.

Вот отчего Берлинский фестиваль начинает иногда вызывать истинный культурный... нет, не шок, но ужас. Иногда даже кажется, будто он – истинная угроза для кинематографа. Особенно на фоне артистического Каннского, широкоохватного Торонтского и радикального Роттердамского. Берлин, даром что местные публика и политики ломятся на показы и он считается № 2 в мире после Каннского, тянет мировое кинодвижение в конъюнктурную, правильно понятую идеологию. Написав эту фразу, испытываю чувства противоречивые. Для меня, если говорить об идеологии, безусловно ценны западные либеральные ценности. Но когда фестиваль причесывают под их гребенку – получается нечто не из области кино.

Вот, например, что уже было в берлинском конкурсе. Китайский фильм «Мы веруем в любовь» – In Love We Trust – Ван Сяошуая, бравшего призы и берлинские, и даже каннские. Актуальная для Берлина тема: дети, больные лейкемией. Ценимые Берлином дополнительные социально-политические обстоятельства: родители развелись, для спасения ребенка им нужна вытяжка из спинного мозга родственника, а таковым в их случае может быть только вновь рожденный ребенок. А в Китае ограничение на рождаемость. Для Берлинале прямо-таки Es ist alles in schönster Ordnung – всё в полном порядке, фильм, прямо-таки предназначенный для здешнего конкурса.

Или американо-британская лента «Сады ночью» – Gardens of the Night – режиссера, упоминания не заслуживающего. Актуальная для Берлина тема: педофилия. Но и она, несмотря на присутствие Джона Малковича, разыграна стерильно, без обострения действительно актуальных проблем. Например, такой: как ведут себя дети, которых после долгих лет изнасилований вернули в прежнюю семью?

Абсолютным анекдотом первых дней, конечно, оказалась «Элегия», американскую режиссершу которой тоже, несмотря на ее умеренную известность, не упоминаю. Ценимый Берлином жанр: большая якобы реалистическая драма (Берлин, как и «Оскар», любит еще и драмы). Актуальная для Берлина тема: нестарение, возможность любви между очень взрослым профессором и очень юной студенткой. Играют Бен Кингсли и Пенелопа Крус, вновь выглядящая девочкой, хотя Альмодовар в «Возвращении» аккуратно намекнул ей, что пора переходить в женщины среднего возраста. Все на штампах. Профессор – главный в Америке. Его друг – главный американский поэт (его изображает Деннис Хоппер). Смотреть – невозможно. Я не убегал из зала лишь потому, что прочел в краткой аннотации, что после двух лет разлуки героиня вернется к герою и сообщит нечто, изменяющее жизнь. У меня, как сюрреалиста, были версии, что она типа скажет: «Мы не виделись два года, но за это время я сделала от тебя три аборта». А он вдруг признается (я уже писал, что на Берлинале есть и «Транссиб», где Бен Кингсли – инспектор Гринько): «А у меня своя тайна. Работаю под прикрытием. Я – майор ФСБ Гринько». Только подобный поворот придал бы фильму пикантную осмысленность. Так ведь нет: она приезжает признаться, что смертельно больна. И глаза у нее при этом, тщательно обработанные гримером, запавшие-запавшие.

Давно существуют теории, что фестивали, которые ставят целью не развитие искусства кино (как Каннский), а показуху (как отчасти и Берлинский), специально включают в программу плохие фильмы, чтобы для их раскрутки гарантированно приехали звезды. Ради хорошего, да еще и кассового фильма звезду поди замани. А вот ради потенциально неудачного она наверняка приедет, чтобы помочь его пиару.

Пенелопа Крус пришла на берлинскую премьеру в невероятнейшем платье. Берлин