Николай Токарев: «Все равно, сколько стоят акции», - Николай Токарев, президент «Транснефти»

– Как происходит ваше взаимодействие с нефтяниками в связи с задержкой ВСТО? «Роснефть» говорила в прошлом году, что готова с 2009 г. поставлять нефть в ВСТО с Ванкорского месторождения.

– По какой причине «Транснефть» решила перевести 16 млрд руб. из Альфа-банка?

– Да, там есть в том числе Газпромбанк.

– Будет ли привязан тариф КТК к тарифу по трубопроводу Бургас – Александруполис? Когда будет решение по расширению КТК?

Николай Токарев пользуется репутацией человека, которому безгранично доверяет президент России Владимир Путин. На стене в кабинете Токарева - фотография, запечатлевашая их рукопожатие. Президент лично поручил Токареву возглавить «Транснефть» в разгар строительства крупнейшего нефтетранспортного проекта «Восточная Сибирь - Тихий океан». О проблемах, с которыми пришлось столкнуться на ВСТО, дивидендной политике «Транснефти», знакомстве с основателем Gunvor Геннадием Тимченко и взглядах на торговлю нефтью в России Токарев рассказал в интервью «Ведомостям».

– Тема ВСТО – сейчас одна из самых горячих. Вы говорите, что у проекта немало проблем, – бывшее руководство «Транснефти» утверждает, что у ВСТО все было хорошо.

– Такие заявления – это расчет на некомпетентность, это плевок в душу тысяч людей, которые работают на ВСТО и знают истинное положение дел. Все проблемы ВСТО возникли по банальной причине: интересы тех, кто взялся строить эту трубу, и интересы дела радикальным образом расходились. Те, кто взялся строить, хотели заработать и побольше любым способом, а интересы дела требовали другого подхода и другой организации.

– Вы имеете в виду генподрядчиков?

– Не только их. Проект поручили реализовывать двум генеральным подрядчикам. Это «Краснодарстройтрансгаз», не имеющий никакого отношения к «Стройтрансгазу», который мы знаем, и «Стройсистема». Владельцами этих двух компаний являлась практически одна и та же группа физических лиц.

– А кто это?

– Назвать их я пока не могу. «Краснодарстройтрансгаз» ничего, кроме авторучки в кармане владельца и вывески, не имел. Это была полочная компания, ее купили буквально перед началом проекта. Она получила аванс на 7 млрд руб. и начала метаться по рынку и искать, кто же будет строить. Но ни одна уважающая себя компания, в том числе и «Стройтрансгаз», к ним на субподряд не пошла, потому что выдвигались неприемлемые и сомнительные финансовые условия. Пришлось нанимать кооперативы, маленькие компании, у которых 10–20 единиц техники и 100–200 человек рабочих, и вот этими силами что-то делать. Пришлось привлечь еще 2000 китайцев. Это рабочие с отсутствием вообще какой-либо квалификации, которые не представляют даже, как в условиях Сибири строить трубу. И этот генподрядчик [«Краснодарстройтрансгаз»] должен был отстроить половину трассы. В результате был полностью провален сетевой график строительства. Там, где в апреле прошлого года должны были работать строители, до декабря – января этого года шумела тайга и вообще ни души не было. Линейная часть была готова на 40%, нефтеперекачивающие станции – на 23%.

Только сейчас «Транснефть» перешла на прямые договоры с подрядчиками, пригласила компании, которые реально будут строить и уже начали строить. Мы финансируем их работу напрямую из «Транснефти», а не через генподрядчика. Нужно учесть, что «Краснодарстройтрансгаз» прошел сертификацию на соответствие требованиям «Транснефти» и получил одну из высших категорий соответствия.

В ноябре прошлого года, когда владельцам «Краснодарстройтрансгаза» стало понятно, что встанет вопрос, где деньги и куда делся аванс, компания была перепродан людям, далеким от строительства.

Ситуация у «Стройсистемы» была немножко получше. Там подобрались компании, которые что-то пытались сделать, хотя и они в целом выполнили плановые объемы на 40–50% от того, что ожидалось. В итоге к сентябрю 2007 г. должно было быть построено 1800 км ВСТО, а было построено 1200 км.

Сейчас ежедневно у нас варится 5,5–6 км трубы, хотя еще два месяца назад это было 1,5–2 км.

["Наша идеология всегда была: строит не подрядчик, а заказчик. Проектная документация по объектам ВСТО шла параллельно со строительством", - говорит бывший вице-президент "Транснефти" Сергей Григорьев. От других комментариев он отказался. - Ведомости]

– А кто делал сертификацию «Краснодарстройтрансгаза»?

– При отборе подрядных организаций надо было пройти сертификацию в частном институте ВНИИСТ, принадлежащем практически той же группе физических лиц, что владела «Краснодарстройтрансгазом». Эта процедура в общем-то была искусственной, поскольку за прохождение сертификации ВНИИСТ получал соответствующую оплату. На сертификации подрядчиков он зарабатывал примерно $400 млн в год. Всего на проекте ВСТО ВНИИСТ заработал $700 млн.

– Сейчас у вас с «Краснодарстройтрансгазом» отношения разорваны?

– Нет, отношения не разорваны, потому что они не могут объяснить, куда делся аванс. Просто так взять и прекратить отношения мы не можем.

– Какое может быть развитие ситуации с «Краснодарстройтрансгазом»? Возможно ли судебное разбирательство?

– Черту в наших отношениях мы будем проводить в конце февраля. Если нам не представят исчерпывающих данных и подтверждающих первичных документов, как расходовался аванс, мы, конечно, будем разбираться в судебном порядке. Пока они объясняют, что отдали 3,5 млрд руб. под банковскую гарантию. Это бред полный: из аванса вносился залог под банковскую гарантию. Генподрядчик должен был получить гарантию банка о том, что он состоятельный и может выполнить взятые на себя обязательства. Нормальный подрядчик вносит залог под банковскую гарантию из своих средств. А из аванса он должен платить рабочим, покупать технику, проводить работы.

– Когда будет готово экспертное заключение по нефтеналивному порту Козьмино?

– Проектировщик Козьмино – опять-таки ВНИИСТ. Он еще осенью должен был выдать комплектную проектную документацию. Наши расчеты, что эта работа будет закончена в феврале, пока не подтверждаются. Мы ожидаем, что это произойдет в апреле. Качество проектирования нас тоже не устраивает, поскольку сплошь и рядом есть белые пятна. Но даже если мы в апреле получим проектную документацию по Козьмино, то строить его надо еще минимум 20 месяцев. Каким образом можно было в конце 2008 г. ввести в строй этот объект?

– В Минпромэнерго и правительстве вы уже предварительно приводили свои аргументы в пользу задержки в реализации ВСТО. С чем, на ваш взгляд, связаны заявления первого вице-премьера Дмитрия Медведева и представителей Минпромэнерго, что они будут настаивать на завершении строительства ВСТО к концу 2008 г.?

– Я думаю, что это недостаток достоверной информации. С чем связана позиция Минпромэнерго, надо разбираться. Наш сетевой график подсчитан, сейчас мы его будем обсуждать в Минпромэнерго. Потом Минпромэнерго должно его внести на рассмотрение правительства, и, если наши аргументы будут приняты, сроки будут утверждены и мы будем работать в рамках того графика, который распланировали.

Даже если мы убьемся и построим линейную часть и нефтеперекачивающие станции, если не будет Козьмино и железнодорожных развязок, которые делает РЖД в районе Находки, чего будет стоить эта труба? Кроме того, у нас еще есть проблемы с РАО ЕЭС. Они должны строить 270 км высоковольтной линии в районе 17-й НПС. Пока вопрос тоже открытый, поскольку у РАО ЕЭС на этот и следующий годы эти стройки не предусмотрены, их надо финансировать из целевой программы, а деньги из целевой программы надо переносить с 2013 г. на 2008–2009 гг. К тому же два года не появляется распоряжение правительства, где указаны конечная точка Козьмино и изменение трассы по Якутии.

– То есть форсировать стройку, на ваш взгляд, вообще нельзя? Например, привлечь дополнительную рабочую силу, технику.

– Сейчас проект форсирован по максимуму. Если привлекать новые кредитные ресурсы, то, наверное, можно. Но это будет стоить не $12 млрд, а уже совсем другие деньги.

– Правительственное решение не принято не только по изменению маршрута ВСТО, но и по ответвлению в Китай. Почему?

– Решения об ответвлении на Китай действительно нет. Единственный документ, регламентирующий эту работу, – протокол между «Транснефтью» и китайской стороной, который был заключен в 2006 г. В рамках протокола «Транснефть» обязалась изучить возможность строительства ответвления. Китайцы выделили грант «Транснефти». Мы должны провести изыскательские работы и подготовить проектную документацию. Работа ведется, но ее результаты пока не позволяют назвать дату, когда будет начато строительство трубопровода в Китай.

– Может так получиться, что ответвления вообще не будет?

– Прогнозы какие-то сегодня ставить сложно, но, наверное, какое-то решение все-таки будет.

– Никого из нефтяников мы не заставим ждать. Никакого ущерба им от переноса сроков не будет. Объем добычи, ориентированный на Восточную трубу, по динамике совпадает с нашими темпами. Например, «Сургутнефтегаз» планирует уже сдавать в трубу с Талаканского месторождения 180 000–200 000 т в месяц в этом году, мы готовы отдавать эту нефть в западном направлении в реверсном режиме в августе. По мере нарастания добычи мощности, которые будут введены в этом году, будут обеспечивать их интересы.

Что касается «Роснефти», то ввод ВСТО в 2009 г. совпадает с декларируемыми ею объемами.

– А будут еще привлечения заемных средств для ВСТО?

– Это не планируется. Мы вписываемся в бюджет и идем в финансовом графике. Хорошую кредитную линию на 146 млрд руб. прошлой осенью дал Сбербанк. Из 303 млрд руб. бюджета мы уже вложили 200 млрд руб. 43 млрд руб. составят отдельные инвестиции в Козьмино.

– В Альфа-банке 16 млрд руб. не депонировалось под проценты, а практически бездоходно хранилось на текущих остатках. Если взять среднерыночную ставку в 3%, то это привело к 3 млрд руб. ущерба для компании за четыре года. Мы предъявили платежные поручения Альфа-банку, а он не исполнил. Месяца два мы пытались вернуть деньги, дважды обращались в Центральный банк. Пришлось спорить, и доспорились до того, что подали на них в суд и обратились в Генпрокуратуру. Сейчас вопрос исчерпан, деньги они вернули с процентами.

– А какая часть из этих денег была переведена в Сбербанк?

– Мы взяли в Сбербанке кредитную линию под 6,8%, и, если бы разместили под 9% 16 млрд руб., это было бы не очень хорошо с нашей стороны. Большую часть денег мы разместили в других банках под 8% годовых. У нас был тендер, на котором выиграли шесть банков.

– Это крупные российские банки?

– Банк «Россия» там есть?

– Банк «Россия» там есть.

– Вы еще собираетесь вывести пенсионные средства «Транснефти» из управления «Альфа-капитала»?

– Это все звенья одной цепи. Тем более сказать, что они очень прибыльно распорядились нашими пенсионными деньгами, я не могу.

– У «Транснефти» есть еще точки соприкосновения с финансовым подразделением «Альфа-групп», например с «Альфа-страхованием»?

– Нет, у нас есть своя страховая компания, которая перестраховывается в РЕСО.

– Топ-менеджеры российских нефтяных компаний жалуются, что не могут напрямую выходить на конечных потребителей в Европе, так как самые выгодные экспортные направления по «Дружбе» монополизировали посредники. Например, нефть, экспортируемая по «Дружбе» в Германию «Сургутнефтегазом» и «Лукойлом», продается только через Sunimex, принадлежащую Сергею Кишилову, в Польшу можно попасть только через Mercuriа Energy (J&S). Почему, на ваш взгляд, сложилась такая схема экспорта по «Дружбе» и может ли она измениться?

– Я считаю, что это пережиток 90-х гг. Тогда была мутная вода, вот и появились такие посредники. Кому-то надо было в начале 1990-х организовывать продажу нефти, состыковывать, сводить балансы, вот они удачно это все в свое время сделали. Но сейчас каждая нефтяная компания в состоянии сама выходить на потребителей в Европе и заключать прямые договоры. Как раз противодействие этих посредников и создает ажиотаж вокруг этой темы.

Ко мне приходили многие руководители российских нефтяных компаний, и каждый из них эту тему так или иначе затрагивал. Конечно, есть коммерческие интересы. Но существует еще проблема спекулирования на цене российской нефти, что негативно сказывается на нефти Urals. Если цена на нефть падает, то дешевеет прежде всего Urals. Если цена повышается, то в последнюю очередь растет Urals. На этом и зарабатывают как раз посреднические компании.

Время все расставит по местам, и они исчезнут. Наверняка российские нефтяные компании будут переходить на прямые договоры с потребителями в Европе. Это выгодно всем. Эти посреднические фирмы доживают свои последние дни. Это естественный процесс.

– А вы не говорили об этом с владельцами трейдеров. С тем же Кишиловым?

– Нет необходимости. Я не вижу коммерческого смысла для Кишилова с нами взаимодействовать. Договоры он заключает не с «Транснефтью», а с владельцами нефти, и цену он согласовывает не с «Транснефтью», а с ними. Задача наша – вовремя ее доставить до границы, все остальное они сами между собой решают.

– То есть «Транснефть» как-то вмешиваться в этот процесс не будете?

– А мы не можем. Мы никак – ни технически, ни физически, ни коммерчески – ни в каких отношениях не состоим. Нефтяники хотели бы видеть в нашем лице сторонника этой позиции. Мы их и поддерживаем в этом.

– Каким образом?

– Два месяца назад руководители пяти крупнейших российских нефтяных компании обратились с коллективным письмом в Минпромэнерго. Попросили начать наводить порядок на «Дружбе», возможно, с привлечением государственных инстанций, которые составляют экспортные графики. Мы полностью поддерживаем их. И готовы присоединиться к их просьбе. Главное – чтобы не было монополизации, а то какая-нибудь крупная нефтяная компания поставит вместо Sunimex своего трейдера, все те же самые фокусы начнутся. Вот здесь уже важна роль государства, оно должно следить и регулировать.

– Нефтяной экспорт в портах также фактически поделен между несколькими крупными трейдерами: Gunvor, Litasco, Vitol и Glencore. Считаете ли вы такое положение вещей правильным?

– С одной стороны, существование таких крупных трейдеров устраняет толчею и сутолоку в порту. Ведь когда много посреднических фирм, они создают ажиотаж и играют ценами. А Vitol и Glencore, например, уже достаточно долго на нашем рынке работают. Но я думаю, что и их время проходит. Практически каждая нефтяная компания сегодня в состоянии самостоятельно решить вопрос экспорта своей нефти. И многие решают. Вот, например, «Лукойл» с Litasco, а «Роснефть» и «Сургутнефтегаз» реализуют нефть через Gunvor. Мы придем к тому, что каждая компания будет через собственных трейдеров реализовывать свою нефть. Но опять же здесь нужно государству контролировать процесс ценообразования и процесс согласования контрактов, чтобы не было злоупотреблений.

– А вот, кстати, Gunvor не пережиток 1990-х. Она превратился в крупнейшего трейдера за последние годы.

– Раз «Сургутнефтегаз», ТНК-ВР и «Роснефть» отдают Gunvor на тендерах предпочтение, значит, у них сложились какие-то коммерческие интересы, которые удовлетворяют обе стороны.

– То есть вы считаете, что лучше пусть российскую нефть продают несколько крупных трейдеров, у которых с компаниями сложились отношения, чем много мелких?

– Да. Но государство при этом должно контролировать процесс согласования цен по продаже нефти off-taker, а интересы российских компаний должны поддерживаться государством.

– А возможно ли, что Sunimex вытеснят с «Дружбы», например поменяют на Gunvor?

– Существует же классическая схема работы «Лукойла» с Litasco. Я думаю, что так могут выстраивать свои отношения с трейдерами и другие компании.

– В таком, случае «Роснефти», наверное, стоит просто купить Gunvor.

– Я бы купил на месте Богданчикова, чем городить огород, создавать свою новую компанию и ее ставить на ноги. Тем более что Gunvor много лет работает, ее знают на рынке и менеджеры Gunvor тесно работают с «Роснефтью» и «Сургутнефтегазом». Наверное, правильное ваше предложение. (Улыбается.)

– После вашего прихода в «Транснефть» процесс слияния «Транснефти» и «Транснефтепродукта» пошел по иному сценарию. Ранее предполагалось, что региональные подразделения «Транснефтепродукта» вольются в управляющие компании «Транснефти», а вы решили оставить их независимыми компаниями.

– Мы эту тему тщательно проанализировали: что будет, если мы «Транснефтепродукт» просто растворим в своей структуре. К сожалению, тема оказалась завязанной на международные проблемы. Не до конца еще урегулированы все вопросы собственности после раздела Советского Союза. Часть сетей «Транснефтепродукта», которая проходит по территории Украины и в свое время принадлежала Российской Федерации, оспаривается украинской стороной. Они считают, что все эти нефтепродуктопроводы должны отойти украинской стороне, хотя Белоруссия и прибалтийские страны согласовали с Россией условия пользования этими трубами и сегодня этот правовой режим сохраняется. Чтобы уйти от негативных правовых последствий, целесообразнее было бы оставить «Транснефтепродукт» самостоятельным юрлицом. К тому же в деятельности компании очень много специфики, которая отличается от нашей.

– А какие-то кадровые изменения будут в «Транснефтепродукте»?

– Не исключаю. Это нормальный процесс. Какие изменения, мы решим после подведения итогов проверки, которая проходит сейчас. Уже сейчас мы, например, сменили там совет директоров.

– В самом «Транснефтепродукте» стали активно циркулировать слухи, что может уйти гендиректор компании Сергей Маслов, он ушел в отпуск на 56 дней.

– Маслов будет отозван из отпуска, он будет принимать участие в обсуждении вопросов, связанных с открытием международной нефтяной биржи в Санкт-Петербурге.

– На ваш взгляд, нефтяная биржа нужна?

– Здесь много вопросов, например кто пойдет на эту биржу. У «Роснефти» есть свои контрактные обязательства, на полгода вперед она знает, куда, кому продаст и сколько. Надо найти стимул, который будет побуждать компании выходить на биржу. Таким стимулом могут быть дополнительные квоты на выгодные премиальные направления. Могут быть еще преференции в виде налогов, или государственные компании должны это делать по указанию государства. У «Транснефти» здесь самая скромная функция – доставить нужный объем к указанному месту.

– Считаете ли вы, что «Транснефть» должна составлять экспортные графики нефти?

– Всегда возникает соблазн монопольно рулить этой темой, но нефтяные компании после этого начинают предъявлять претензии. Все хотят идти на премиальные направления, но всех туда отправить невозможно. Взялось делать министерство, вот пусть и контролирует. Но мы добиваемся того, чтобы Минпромэнерго согласовывало квартальные графики с «Транснефтью», чтобы они выходили с визой «Транснефти». Мы подали предложение в Минпромэнерго, они сейчас рассматривают этот вопрос.

Сейчас активно рассматривается тема введения годового графика, но мы с введением годового графика не согласны, потому что это создаст очень много проблем, прежде всего для «Транснефти». Нефтяники заявляют один объем, из заявленного объема потом недодают по году до 9–10 млн т; начинается перекраивание графика. Если ввести годовой график, то он будет уже на третьем месяце до неузнаваемости искромсан.

– Собираетесь ли вы менять дивидендную политику «Транснефти»? Сейчас дивиденды платят с прибыли головной компании, а значительная часть средств остается на «дочках». Инвесторы – владельцы «префов» этим очень недовольны. Собираетесь ли вы менять дивидендную политику «Транснефти»? Есть ли сейчас расчеты по дивидендам за 2007 г.?

– Тема «префов» очень чувствительная. Почти весь пакет в конце 90-х гг. оказался в руках всего лишь трех владельцев. 2–3% остается в руках миноритарных владельцев, поэтому мне абсолютно все равно, как они [«префы»] котируются, сколько стоят. Выстраивать дивидендную политику по «префам» не считаю нужным.

– А у кого почти весь пакет «префов»?

– Фамилии я не стану называть. Это очень состоятельные люди. Для них миллион меньше, миллион больше выплат по акциям не имеет по большому счету значения. Акции у сотрудников покупались зачастую нечестным способом. Сейчас в судах несколько арбитражных дел по аферам с этими акциями. Продолжаются попытки у людей правдами и неправдами эти акции изъять.

– Понятно ли уже, какими будут мощности трубопровода БТС-2? Есть ли, на ваш взгляд, вообще смысл в этом проекте, ведь конфликт с Белоруссией улажен, а реализация БТС-2 будет означать существенное снижение прокачки нефти по трубопроводу «Дружба»?

– Трубопровод будет строиться, все решения по нему уже приняты. Сейчас задержка вызвана тем, что возникла идея идти не на Приморск всем объемом, а разгрузить эту зону и просчитать выход БТС-2 на Усть-Лугу. Мы дали поручение «Гипротрубопроводу», они предложили пять вариантов: на Усть-Лугу и на Кириши, на Усть-Лугу и Приморск, только на Приморск, только на Усть-Лугу. Сегодня наиболее предпочтительным с точки зрения экономики и технологичности является выход на Усть-Лугу. Но при этом порядка 12 млн т будет подаваться на Киришский НПЗ. Такие поручения у нас есть, и сейчас решается вопрос, кто будет строить ответвление на Кириши – сам «Сургутнефтегаз» или бюджет. Мы все расчеты в Минпромэнерго представили и ожидаем, что в ближайшее время будет их обсуждение.

Что касается загрузки БТС-2, то много забирать из европейских направлений не придется. «Роснефть» будет стремительно развивать Ванкорское месторождение, к тому же не надо забывать, что 20 млн т мы грузим на Украину через Одесса – Броды, которую украинцы грозят вот-вот закрыть, и 10 млн т на Одессу.

– Когда будет реализован проект?

– Если Минпромэнерго примет оперативное решение по варианту маршрута трубопровода и будет распоряжение правительства, мы стартуем в этом году и за полтора года все построим.

– Расчетов по тарифу на Бургас – Александруполис у нас пока нет.

Запуск Бургас – Александруполиса и расширение КТК должны быть синхронизированы. В КТК уже ведется подготовка к проектным работам, в течение месяца они должны вынести на общее собрание акционеров вопрос о финансировании этих проектных работ. Мы предложили поднять на $2 тариф по КТК, иначе затраты в $50 млн лягут бременем на долговые обязательства КТК. Мы также предлагали западным акционерам простить часть долга КТК.

– А какие предложения у западных акционеров?

– Предложения финансировать проектные работы и расширение из прибыли. КТК сегодня фактически банкрот – у него отрицательные чистые активы. Вопрос о расширении КТК предполагает привлечение кредитов, но, если ты банкрот, кто тебе даст деньги на расширение?

– Что сейчас происходит с проектом «Харьяга – Индига»?

– Из соображений чисто коммерческих проект «Харьяга – Индига» сейчас находится в вяло текущем режиме. Всю предварительную работу «Транснефть» провела. Но дело в том, что здесь перспектива очень сомнительная. «Лукойл» опередил «Транснефть», уже построил трубу и терминал.

– Отдельные чиновники недовольны, что российские нефтяные компании продают нефть за границу, базируясь на цене, выставляемой западными агентствами. Как вы относитесь к этому?

– Конечно, надо работать в этом направлении, и нефтяникам нужно быть поактивнее. Ведомства тоже должны организовать эту работу.

– Может быть, биржа и была бы альтернативой?

– Вполне. Это будет критерий.

– У вас на стене фотография, где Владимир Путин пожимает вам руку. Говорят, вас связывают давние теплые дружеские отношения.

– Мы с Владимиром Владимировичем работали в управлении делами президента. Он был непосредственным куратором направления внешнеэкономической деятельности, где я занимался вопросами собственности. Достаточно много приходилось работать. Да и по жизни потом приходилось вместе заниматься различными темами.

– Так или иначе у вас репутация человека, к которому президент относится с большим доверием.

– Не берусь расставлять критерии, но я благодарен Владимиру Владимировичу за доверие и за то, что он считает, что я в состоянии решать сложные вопросы. Когда он мне что-то поручает, я стараюсь оправдать это доверие.

– Сразу ли вы приняли предложение возглавить «Транснефть» или были сомнения?

– Простых решений в таких случаях не бывает. Конечно, у меня есть сомнения, планы, опыт жизненный. Все это было. Но, с другой стороны, если президент поручает, долго чесать затылок нельзя.

– Возглавить «Зарубежнефть» в свое время вам тоже Путин поручил?

– Да, в 2000 г. такое предложение делал Владимир Владимирович. В «Зарубежнефти» своя специфика. Совсем другие правила игры: нужно работать с очень непростыми партнерами. С одной стороны, это арабский мир, с другой – Африка, Юго-Восточная Азия. Это другие коммерческие аспекты, законодательство другое. Но мы научились.

– Говорят еще, что у вас также очень хорошие личные отношения с основателем Gunvor Геннадием Тимченко.

– Мне нечего скрывать, мы давно знакомы с Геннадием Николаевичем, и отношения у нас нормальные, Я не первый год работаю в энергетической отрасли и знаю руководителей и владельцев практически всех крупных компаний. Очень много поводов встречаться. В свое время было очень модно выезжать на нефтяную неделю в Лондоне в феврале, там познакомишься с кем угодно.

Я считаю Геннадия Николаевича настоящим патриотом России. Он много помогает развитию культуры, помогает строить и восстанавливать церкви и храмы. Я знаю, что он на свои личные деньги приобретал очень много коллекций живописи и передавал их музеям, в том числе в Санкт-Петербурге. Он человек очень достойный.

– Почему, на ваш взгляд, за несколько лет Gunvor стала экспортировать почти треть российский нефти?

– Он [Тимченко] профессионал. Этим, наверное, можно и ограничиться. Человек знает свое дело. Причем знает не понаслышке, как, скажем, такая компания, как J&S [Mercuria Energy]. Да, они сумели организовать компанию, себя на рынке сохранить, но они не профессионалы, это просто коммерция. Что касается Gunvor, то там бизнесом занимаются люди профессиональные, подготовленные и знающие рынок, поэтому они так успешны, а не потому, что они кому-то там близкие. Мало ли близких, но не все же могут организовать так дело. Gunvor – нормальная компания. Если бы все так работали, как Gunvor, наверное, и у нас бы жизнь по-другому шла.

– Периодически появляется информация, что «Зарубежнефть» сольется с одной из госкомпаний.

– Я сам был инициатором объединения усилий со стороны «Роснефти» и «Зарубежнефти». Компания [«Зарубежнефть»] некрупная, добычу на внутреннем рынке не ведет. А что такое проект за рубежом? Это возможность легально выводить туда деньги, причем в любом количестве. И мы столкнулись с тем, что эту компанию кто-то постоянно хотел прибрать к рукам. К нам приходили по 70 человек проверяющих: и счетная, и налоговая, и кого только не было. Честно говоря, надоело обороняться, и мы начали готовить опцию, которая позволит уйти от таких угроз. «Зарубежнефть» была внесена в список стратегических предприятий. И, конечно, компании был нужен партнер, с которым можно было бы работать на внутреннем рынке. Мы предложили «Роснефти» посмотреть, через какой механизм можно объединить усилия, чтобы «Зарубежнефть» не исчезла как юридическое лицо.

Вот появился «Роснефтегаз» – 100%-ная государственная структура. «Зарубежнефть» могла бы войти в «Роснефтегаз» на правах партнера. Все дивиденды – «Роснефти», «Газпрома», «Зарубежнефти» – будут собираться в «Роснефтегазе», а внутри «Роснефтегаза» можно будет распределить ресурсы так, чтобы можно было спокойно выходить на зарубежные рынки и в Венесуэле, например, купить компанию или в Индонезии.

– А сейчас такая идея рассматривается?

– Насколько я знаю – да, на уровне Росимущества. Если такое случится, я буду это только приветствовать.

Товарищ Путина, приятель Тимченко

Считается, что в советское время президент «Транснефти», как и президент России, служил во внешней разведке (1-е главное управление КГБ СССР). В интервью «Ведомостям» Токарев об этом говорить не захотел. «Мы с Владимиром Владимировичем [Путиным] работали в управлении делами президента. Он был непосредственным куратором направления внешнеэкономической деятельности, где я занимался вопросами собственности, – рассказывает он. – Достаточно много приходилось работать. Да и по жизни потом приходилось вместе заниматься различными темами». Токарев также говорит, что давно знаком с легендарным основателем Gunvor Геннадием Тимченко: «Отношения у нас нормальные». Впрочем, президент «Транснефти» добавляет, что не первый год работает в энергетической отрасли и знает руководителей и владельцев практически всех крупных компаний: «Очень много поводов встречаться. В свое время было очень модно выезжать на нефтяную неделю в Лондоне в феврале, там познакомишься с кем угодно». Тимченко в описании Токарева предстает «настоящим патриотом России» и «человеком очень достойным»: «Он много помогает развитию культуры, помогает строить и восстанавливать церкви и храмы. Я знаю, что он на свои личные деньги приобретал очень много коллекций живописи и передавал их музеям, в том числе в Санкт-Петербурге».